— Володя, — повернулся я к Никитину. — Что дальше?
Никитин взял со стола паспорт и декларацию пассажира в светлом костюме, увел его с собой.
Я торопливо заканчивал протокол, не смея поднять голову. Так опозориться! Вот непруха! Фокусник! Но турок тоже хорош. Обманул, как ребенка.
Возвратился Никитин, ведя пассажира, который нехотя тащил чемодан. Не такой красивый, как японский, но вместительный, привлекательный.
— Как сардины в банке, — сказал Никитин. — Вскрывай, не бойся!
Через четверть часа на столе, как солдаты на смотре, стояли столбиками монеты.
Я сидел, подсчитывал, взвешивал, давал подписывать, морочился с копиркой — подложил не той стороной и пришлось переписывать, а в комнате стояла абсолютная тишина. Сейчас главным был я! Ну и Никитин!
Пассажир в светлом костюме мрачно рассматривал турка, держа сигарету на отлете. Я посмотрел на окурки в мусорной корзине. Шесть или даже больше. Раскурился — не продохнуть.
Неожиданно пассажир в светлом костюме сказал что-то такое турку, от чего тот вскочил и пошел, брызгая слюной, захлебываясь словами, выкрикивая проклятия, угадывающиеся даже на незнакомом языке.
— Сядьте и успокойтесь! — попросил Никитин турка.
Турок неохотно утихомирился, сел на свое место, успев плюнуть под ноги пассажиру в светлом костюме.
Прокорпев над столбиками монет с час, проверив пробу кислотой, я упрятал кувшин в сейф и пошел с греком и пассажиром в светлом костюме в досмотровый зал.
На турка, завязывавшего шнурок туфель, напустилась жена. Она толкала его кулачком в бок, ругалась, и я спросил Серопяна, хорошо знавшего восточные языки:
— Сероп, что она ему говорит?
Сероп послушал и с удивленной улыбкой доложил:
— Ругает! Понимаешь, смелая женщина! Ругает мужа! Говорит, что будет благодарить бога за то, что наказал его за жадность. Говорит, им ничего не надо было, а он впутался в это дело, что ей и мальчику будет тяжело, если с ним что-то случится. Ругает его страшно! Послушай, какая смелая женщина! Такое говорить мужчине!
Я чувствовал, что не довел дело до конца, но не мог вспомнить, что упустил. С чего все началось? Ах, да!
— Послушайте, — спросил я турка, — золото в туфлях ваше?
— Мой, — обреченно ответил он. — Золото туфли мой. Он платит мне за чемодан.
— Там было семьдесят девять монет. Правильно?
— Да.
— А почему не восемьдесят? Почему не ровный счет? Где восьмидесятая монета?
Жена опять запричитала, а турок ткнул пальцем в золотую коронку.
— Что она говорит? — спросил я Серопяна.
— Говорит, что хотела сделать из монеты золотой крестик мальчику, а он пожадничал, сделал себе золотой зуб. Вот бог его и покарал. Ах, какая смелая женщина! Люблю таких женщин, но как жена она мне не нравится.
Серопян в свои сорок не был женат.
— Ну, что у вас? — спросил Тарасов, подходя к моему столику. — Хорунжий, заканчивай — и на проходную. Кобец звонил, говорил, что уже почти все прошли. Постоишь там с Никитиным немного, подежуришь.
Отправлял отдохнуть. Правильно. Справедливо.
Я сдал багаж и заглянул в досмотровую комнату.
Пришедший Кобец фотографировал изъятые ценности. Никитин помогал Серопяну определять стоимость массивного золотого браслета. Тарасов проверял оформленные дела.
Мы с Никитиным отправились на проходную.
— Слушай, Володя, — спросил я Никитина на лестнице, ведущей к двадцать третьему причалу, — зачем они возят к нам золото? Что, у нас своего не хватает?
— В золоте надежней держать ворованное. И потом... Не у всех ведь сознательность на уровне. Не маленький, понимать должен. Золото постоянно повышается в цене, им легко спекулировать.
— А на какие шиши о н и покупают там золото?
— Кто — они?
— Контрабандисты.
Никитин досадливо посмотрел на меня.
— На свободно конвертируемую валюту, — раздельно произнес он. — Что за вопросы?
Охранник открыл нам ворота, и мы пошли по территории, граничащей с трансфлотовскими складами. Так было ближе.
— А наши? Наши за что покупают?
— Опять за свое? Еще одна версия? Можешь считать, что дело закрыто. И закрыли его мы. Ты в основном. Возят пассажиры! Понятно?
— Но и наши возят! Ведь возят официально?
— Ну, кто как... Кому удается достать валюту на черном рынке, тот на нее. Бывает, и совзнаки в ход идут.
— Рубли не конвертируются.
— Есть узконаправленные специалисты по скупке наших банкнот.
— А что они потом с ними делают?
Никитин долгим взглядом посмотрел на меня, и я понял, что сморозил глупость.
— Странно, что на этот раз, — заметил я, — контрабандисты сами решили вынести. Помнишь монеты, которые нашел Кобец? По-моему, их должен был вынести кто-то из команды или из посетителей судна. Как ты думаешь?