— Вы забыли...
— О приказе Донована?
— О Мэй.
Капитан секунду-другую молчал, потом шагнул в сторону, открыл двери.
В дверном проеме показался высокий парень — человек Донована по кличке Ортопед. Он шагнул в каюту, закрыл дверь, и в это мгновение что-то мелькнуло в иллюминаторе, в воздухе просвистело лезвие, которое воткнулось ему в горло.
Сраженный лезвием, Ортопед, не пикнув, сполз спиной по переборке к ногам капитана.
Чиф скользнул вперед и ударил капитана ребром ладони по кадыку. Капитан свалился на подручного.
Чиф метнулся к иллюминатору.
— Скорее!
Кто-то, распластавшийся за бортом на люльке, с которой чистят и красят борта, по-обезьяньи вскарабкался на палубу.
Чиф открыл рундук, вынул припасенный большой мешок с застежкой, расстелил его на палубе.
В каюту вошли без стука. Вошедший рывком задрал рукав капитанской блузы, вынул из кармана коробочку, из которой был извлечен шприц, воткнул иглу в тело.
Те же руки помогли чифу засунуть Ортопеда в мешок, закрыть застежку.
— Ловко у тебя получается, — похвалил чиф.
— Когда-то служил в санитарной роте.
— Пошли. Ночью выбросишь.
Подхватили и выволокли безвольное тело капитана. Закрыли двери на ключ, потащили одурманенного наркотиком капитана по коридору в его каюту.
Едва троица скрылась за углом, как у двери нежилой каюты оказался Хосе. Действуя отмычкой, он открыл двери, вошел, нагнулся над мешком, открыл застежку, посмотрел на убитого, не признал в нем никого из команды, закрыл застежку.
Двери каюты закрыл той же отмычкой.
В каюте капитана чиф свалил тело хозяина на постель, сказал забившейся в угол Мэй:
— Ну, что, Мэй? Ты не убедила его, что нам надо обязательно попасть в Манти. А могла, могла бы. Он часто рассказывал, как хорошо вы понимаете друг друга. Теперь слушай внимательно и запоминай... Если ты хоть словом, хоть взглядом дашь кому-нибудь понять, что мы везем, куда везем и что с капитаном, я не ручаюсь за твою жизнь. Если в русском порту что-то заподозрят, все мы, и ты в том числе, сядем на много лет в тюрьму. У русских закон построже, чем в других странах. Это в Голландии дают максимальный срок двенадцать лет, а у русских... Если же рейс пройдет благополучно, я выполню обещание. Я добрее капитана. Но с условием, что ты станешь моей послушной девочкой. Подойди-ка!
Чиф уселся в кресло, вытянул ноги.
Мэй медленно шла к нему, а он уже был мыслями в Манти. Предстояло много работы — наладить контакты, договориться с регулярными поставщиками, переоборудовать «Сансет», обеспечить транспорт, расставить в нужных местах свой персонал и, главное, обеспечить безопасность груза. А также свою.
* * *Мы с Вовчиком брели со своего поста у филателистического магазина.
— Может, ты его не заметил? — спросил я. — Или позабыл, каков он с виду?
— Не было его, — хмуро ответил Вовчик. — Не пришел.
Я вздохнул. Или малый темнит, или действительно «коллекционер» больше не ходит к магазину.
— Юра, а ты много контрабандистов поймал?
— Сорок бочек, — пошутил я, — и все с ножами. А что?
— Да так, просто...
— Почему спросил?
— Жалко мне их.
— Да? Странно.
— Я недавно «Челкаша» читал...
Я рассмеялся.
— Эх, Вовчик! Старой информацией питаешься. Плохо, что литература больше не занимается нашим городом. Начитаются люди Горького, Бабеля, Паустовского и прут к нам за романтикой. Приезжают и — разочарованы. Контрабандистов нет, пивных мало, Яшки Япончика нет... Думают, тут на каждом углу матросы в клеше и скрипачи на скрипках «вышивают».
— Но контрабандисты же никому ничего плохого не делают. Вон Челкаш...
— Да? А куда, к примеру, уплыли бы ордена Марка Фомича, которые ты продал «коллекционеру»?
Мой аргумент был очень силен. Вовчик скис и больше не расспрашивал меня о таможенных подвигах.
* * *Вечерело.
На небольшом пространстве складской площади, загроможденной кипами подмоченной мешковины, которую сушил морской ветерок, мы с Никитиным валяли дурака — отрабатывали приемы самбо. Дневная жара сменялась легким вечерним бризом, но все равно было душно, поэтому мы сбросили блузы и в который раз хватали, бросали друг друга — благо море в двух шагах, можно ополоснуться.
Мы любили иногда пофорсить в редкие минуты свободного времени без свидетелей — сломать не слишком толстую палку ударом ребра ладони, крутнуть с контейнера заднее сальто, подержать между бочек «угол»...
Никитин в энный раз бросил меня на мешковину, я поднялся, потер ушибленное плечо, поднял с земли обломок доски, означавший «кинжал».
— Давай, Юрка, давай! «Он» ждать не станет...