Женщины перенесли прах лейтенанта Алексея Васильевича Лопатина на старинное сельское кладбище и похоронили его под кустом сирени, рядом с политруком Павлом Власовым.
Сейчас над могилами Лопатина и Гласова сооружен обелиск с надписью:
«Вечная память начальнику пограничной заставы Алексею Лопатину и политруку Павлу Власову, которые героически погибли в борьбе за свободу и независимость Советской Отчизны, против немецко-фашистских захватчиков.
Под командованием лейтенанта Лопатина и политрука Гласова пограничная застава в селе Скоморохах 14 суток вела самоотверженную борьбу с гитлеровцами. Фашистам удалось захватить заставу только тогда, когда мертвым упал на щит пулемета ее последний защитник — Алексей Лопатин.
Бессмертной славой покрыли себя бойцы-чекисты, ученики Ф. Э. Дзержинского, славные сыны Коммунистической партии».
Обе могилы, как и повсюду на Украине, сейчас покрывает густой пеленой стелющийся низко по земле барвинок. У него блестящие, темнозеленые листочки. Весной в густой зелени барвинка появляются кое-где благородные, спокойные голубые цветочки. Они похожи на цвет чистого, безоблачного неба, что голубеет вверху, над Западным Бугом.
Стебли барвинка, посаженного здесь девушками из Скоморох и женщинами тринадцатой заставы, переползают на соседнюю, третью, более позднюю могилу, как бы соединяя воинскую славу лежащих здесь советских воинов. Эта третья воинская могила появилась здесь летом 1944 года. На столбике ее простая надпись:
«Кавалер трех орденов Отечественной войны, старший лейтенант Леонид Иванович Цветков, 1923 года рождения. Героически погиб в боях с немецкими захватчиками при освобождении украинской земли и села Скоморох над Западным Бугом».
Кавалер трех орденов из Ленинграда, из того города, где занималась заря свободы для всего человечества. Старший лейтенант Цветков погиб у Буга, освобождая от немцев последние клочки украинской земли как раз в том месте, где в первое утро войны лейтенант Григорий Погорелов отбивал фашистов, рвавшихся по мосту на советскую сторону.
12. У СТАРОЙ ЗАСТАВЫ
Под развалинами многих пограничных городов над Бугом погребены и сожжены не только тела, но и все документы советских людей, принявших первыми удар фашистских полчищ 22 июня 1941 года. Вот почему я не могу назвать имя пограничника Косарева и затрудняюсь ответить Михаилу Пескову из города Иваново, что сталось дальше с его братом — храбрым пулеметчиком Песковым.
Многого я не знаю, а выдумывать биографии живших на самом деле людей, которых я называю здесь подлинными именами, я не хочу, чтобы неосторожным домыслом не оскорбить память героев, встретивших фашистов на самых передовых рубежах Великой Отечественной войны.
С первого артиллерийского залпа эти советские люди поняли своим горячим сердцем огромную опасность, нависшую над Родиной, и вели себя так, как впоследствии панфиловцы под Москвой, как защитники Севастополя, Одессы, Сталинграда.
Поля уже щетинились колючей, низко подстриженной соломой. Была осень 1947 года. Наша машина мчалась по тому самому большаку, по которому некогда вез арестованных женщин тринадцатой заставы из Стенятина в Сокаль украинский националист Иван Кней.
— Вот здесь он ударил меня прикладом, — вспоминала сидящая рядом со мной в машине Евдокия Гласова, народный заседатель суда в Сокале. Около нее сидела русая, с туго заплетенными косичками Люба, школьница одной из семилеток Сокаля. Напротив — Евдокия Погорелова.
Вскоре машина миновала широкое убранное поле с высокой копной обмолоченной соломы. Рядом, на открытом полевом току, попыхивал черный локомобиль, соединенный ремнем с запыленной молотилкой. Возле молотилки в тучах пыли, быстро уносимой ветром, суетились сельские девчата с лицами, прикрытыми от солнца белыми хустками.
Когда-нибудь историк Сокальщины, рассказывая об этой осени 1947 года, вспомнит, что не только в Скоморохах, но и во всех пограничных селах в этот год возродились уничтоженные фашистами колхозы. Если же историк будет интересоваться судьбами людей, которые вновь поднимали колхозы к жизни, он расскажет и о славной семье Баштыков, первых колхозников Скоморох. Он расскажет, как все взрослые члены этой семьи, некогда спасшие женщин тринадцатой заставы, после сбора урожая вступили в Коммунистическую партию.
…Евдокия Погорелова, следя с машины за молотьбой на колхозном току, сокрушенно говорила: