Один из немногих уцелевших гитлеровцев первого удара, пойманный в сталинградском кольце, Людвиг Дитц рассказывал:
«По всей нашей армии пошел слух об этом «бункере». К нему были подтянуты пехотные части, саперы, а его люди все равно не сдавались и продолжали поджигать германские танки, задерживая наше продвижение этой дорогой. Мы уже под Москвой были, в Истре, а офицеры все еще вспоминали этот первый «бункер», который встретил нас убийственным огнем на советской земле».
— Поедемте дальше, — предлагает мне начальник пограничной заставы.
Мы возвращаемся к машине, и она увозит нас в лесную чащу. Песчаной дорогой, под высокими соснами, мы подъезжаем еще к одному доту, построенному на лесной опушке, с бойницей, обращенной к границе.
— И здесь точно так же фашисты уничтожили защитников дота газом, — рассказывает лейтенант. — Разница лишь в том, что этот гарнизон сопротивлялся до 28 июля 1941 года, больше месяца…
Мы пробираемся внутрь дота и, освещая фонариками скрюченные от огня арматурные прутья, видим следы неравной борьбы. Повсюду белеют под нарами полусожженные кости неизвестных воинов нашей Родины, валяются стреляные гильзы противотанковых снарядов, раздутые патроны.
Затерянный в лесной глуши, гарнизон этого дота оказался отрезанным от основных сил Советской Армии в первые часы войны. У засевших здесь воинов была полная возможность бросить огневую точку, прорываться лесами на восток, к своим, или, наконец, выбросить белый флаг и капитулировать, как это им неоднократно предлагали немцы. Однако воины дота, выстроенного на лесной опушке, в каких-нибудь трехстах метрах от границы, предпочли смерть с оружием в руках постыдной капитуляции. У смертельной черты, где каждую минуту могла оборваться их жизнь, они были попрежнему советскими людьми!
Что ни предпринимали гитлеровцы, им так и не удалось обычными военными средствами заставить сдаться людей советского гарнизона, защищавших в тылу ушедшей на восток немецкой армии честь своей Родины.
Лишь глубокой ночью с 27 на 28 июля 1941 года фашисты подвели к серому, тоже еще не замаскированному доту баллоны с отравляющими веществами и, надев маски, пустили газ.
То, чего не могли сделать фугасные и термитные снаряды, дымовые шашки и авиационные бомбы, сделал газ. Он не только задушил защитников маленькой крепости, но даже умертвил на полкилометра вокруг траву и кустарники. «По этой увядшей, будто от первых заморозков, пожелтевшей траве, — рассказывали лесники лейтенанту-пограничнику, — фашисты подкрались к бойницам дота и долго слушали, не шевелится ли еще кто там. Они боялись даже мертвых советских воинов!» Прежде чем залезть в середину укрепления, немцы пустили туда через бойницу несколько огненных струй.
Кто знает, возможно, если бы не газ, то как еще долго мог бы сопротивляться гитлеровцам этот маленький гарнизон, близкий сосед тринадцатой заставы и других пограничных укреплений, которые стояли на линии первого удара немецких войск?
Из глубоких подвалов, наполненных особой, неповторимой тишиной, мы взобрались на жесткую макушку этого опорного железобетонного укрепления, созданного здесь на средства советского народа.
Вокруг нас шумели прибужские леса, и за свинцовой полоской реки уходили на запад желтеющие поля теперь уже не вражеской, а дружественной нам державы.
И я подумал о том, что со временем здесь, на лесной опушке, будет воздвигнут навечно величественный памятник, как и над развалинами тринадцатой «Лопатинской заставы».
Уже сейчас, по приказу командования, пограничной заставе, расположенной неподалеку от руин маленькой крепости над Западным Бугом, присвоено имя лейтенанта Алексея Лопатина.
Командир героического гарнизона и его верный боевой друг — политрук Павел Гласов навсегда занесены в списки части.
И всякий раз, как только солнце начнет опускаться за Сокаль, новый начальник заставы, производя боевой расчет и не заглядывая в списки, громко и торжественно называет имена героев:
— Лейтенант пограничных войск Алексей Лопатин!
— Младший лейтенант пограничных войск Павел Гласов!
А правофланговый отвечает:
— Пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины!
«Возникнут, — думал я, слушая шум ветра, гнущего верхушки молодых сосен и дубов, — строгие и величественные памятники по всей линии Западного Буга, где погибли с оружием в руках на самых первых рубежах Великой Отечественной войны советские воины в зеленых фуражках. И, может быть, у этих памятников, под развернутыми боевыми знаменами бывалые офицеры будут ежегодно приводить к присяге молодых пограничников».