— Где это? — поинтересовался Димка.
— На Кубе.
Опоткин, пребывающий сейчас в прекрасном расположении духа, сказал:
— Ну что же, с этим можно согласиться.
Конечно, это лучше, чем Казахстан, подумал Димка.
В фойе появился Мец, Таня шла рядом с ним. Димкино сердце екнуло: она выглядела бледной и испуганной, но какие — либо следы пыток на ней отсутствовали. Мец заговорил с почтительным и в то же время пренебрежительным видом, как у собаки, которая лает, потому что ей страшно.
— Я посоветовал бы Тане на будущее держаться подальше от поэтических сборищ, — сказал он.
Генерал готов был задушить этого идиота, но он выдавил из себя улыбку.
— Очень верный совет, я уверен.
Он и все вышли. На город уже опускалась темнота. Димка сказал Тане:
— Здесь у меня мотоцикл. Я отвезу тебя домой.
— Да, пожалуйста, — ответила Таня. Очевидно, она хотела поговорить с ним.
Дядя Володя не мог прочитать ее мысли, как Димка, и он предложил:
— Я отвезу тебя в моей машине — ты слишком потрясена для езды на мотоцикле.
К удивлению Владимира, Таня сказала:
— Спасибо дядя, но я поеду с Димкой.
Генерал пожал плечами и сел в ожидавший его «ЗИЛ». Даниил и Петр попрощались.
Как только они удалились на достаточно большое расстояние, Таня обратилась к Диске с трезвого в голосе:
— Они что-нибудь спрашивали о Василии Енкове?
— Да. Они сказали, ты была с ним. Это правда?
— Да.
— Черт! Он что — твой дружок?
— Нет. Ты не знаешь, что с ним?
— У него в кармане нашли пять экземпляров «Инакомыслия», так что он нескоро выйдет из Лубянки, даже если у него есть друзья наверху.
— Ты думаешь, они будут докапываться?
— Уверен, что будут. Они захотят знать просто раздает ли он «Инакомыслие» или издает его, что было бы намного серьезнее.
— Будут ли они обыскивать его квартиру?
— Они будут простофилями, если не обыщут. А почему ты спрашиваешь? Что они там могут найти?
Она посмотрела по сторонам — вокруг никого не было. Тем не менее она понизила голос:
— Пишущую машинку, на которой печатается «Инакомыслие».
— Тогда я рад, что Василий не твой дружок, потому что следующие двадцать пять лет он проведет в Сибири.
— Неужели?
Димка нахмурился.
— Я вижу, ты не любишь его… но он тебе небезразличен также.
— Послушай, он смелый человек и замечательный поэт, но наши отношения — это не роман. Я даже ни разу не поцеловала его. Он один из тех, кому нужно много женщин.
— Как моему другу Валентину. — Димкин сосед по комнате в студенческие годы, Валентин Лебедев, был настоящим донжуаном.
— Да, точно как Валентин.
— Так… Тебя в какой — то мере касается, если будут обыскивать квартиру Василия и найдут машинку?
— В большой. Мы выпускали «Инакомыслие» вместе. Я написала заметку в сегодняшний выпуск.
— Черт! Этого я и боялся. — Сейчас Диска узнал то, что она скрывала от него последний год.
Таня сказала:
— Нам нужно сейчас поехать на ту квартиру, забрать машинку и избавится от нее.
— Это абсолютно невозможно. Забудь об этом, — сказал Димка, отступив назад.
— Мы должны!
— Нет. Ради тебя я готов рискнуть чем угодно и многим — ради того, кого ты любишь, но я не собираюсь рисковать головой ради этого парня. Кончится тем, что мы окажемся в Сибири.
— Тогда я сделаю это сама.
Димка Нахмурился, оценивая риски тех или иных действий.
— Кто ещё знает о тебе и Василии?
— Никто. Мы осторожны. За мной никто не следил, когда я приехала к нему. Мы никогда не встречались в общественных местах.
— Значит, КГБ не сможет установить, что вы каким — то образом связаны друг с другом.
Она задумалась, и в эту секунду к ней пришло осознание того, что им грозят большие неприятности.
— Да или нет? — настаивал он.
— Это будет зависеть от того, насколько профессионально они работают.
— То есть?
— Сегодня утром, когда я пришла к Василию, меня видела одна девушка — Варвара.
— Очень некстати.
— Она выходила из его квартиры. Она не знает моего имени.
— Но если они покажут ей фотографии людей, арестованных на площади Маяковского сегодня, она узнает тебя?
Таня изменилась в лице.
— Она окинула меня взглядом с ног до головы, предположив, что я ее соперница. Да, она могла бы меня узнать.
— Тогда нам нужно забрать пишущую машинку. Если она не попадет им в руки, они подумают, что он всего лишь распространитель «Инакомыслия» и не станут искать его девиц, тем более, что их так много. Тогда ты, может быть, выкрутишься. Но если они найдут машинку, тебе придется плохо. — Я сама все сделаю. Ты прав, я не могу подвергать тебя такой опасности.
— Но я не могу бросить тебя, — сказал он. — Где это?
Она назвала адрес.
— Не так далеко. Поедем. — Он сел за руль и завел мотор.
Таня постояла в нерешительности и потом села позади него.
Димка включил фару и рванул с места.
По дороге он думал, провел ли КГБ обыск на квартире Василия. Как он считал, это было возможно, но маловероятно. Если предположить, что они арестовали сорок или пятьдесят человек, почти всю ночь им пришлось бы проводить предварительные допросы, выяснять имена и адреса и решать, за кого браться в первую очередь. Тем не менее будет разумно проявить осторожность.
Когда они доехали до места, он, не сбавляя скорости, проскочил мимо. В свете уличных фонарей пронеслось величественное здание XIX века. Все такие строения теперь стали либо государственными учреждениями, либо жилыми многоквартирными домами. Ни машин, припаркованных поблизости, ни кэгэбэшников в кожаных куртках поблизости видно не было. Он объехал квартал и не заметил ничего подозрительного, потом он припарковался метрах в двухстах от входа.
Они слезли с мотоцикла. Женщина, выгуливавшая собаку, сказала им «добрый вечер» и пошла дальше. Они вошли в здание.
Нынешняя передняя раньше представляла собой роскошный вестибюль. Единственная электрическая лампа отбрасывала свет на мраморный пол, выщербленный и поцарапанный, и парадную лестницу с отсутствующими в некоторых местах стойками балюстрады.
Они поднялись по ступеням. Таня достала ключ и открыла дверь квартиры. Они вошли внутрь и закрыли дверь.
Таня первая вошла в комнату. На них настороженно смотрела серая кошка. Из шкафа Таня достала большую коробку. Она была наполовину заполнена кошачьим кормом. Изнутри Таня вытащила пишущую машинку, накрытую чехлом, и несколько листов восковки. Прорвав их, она бросила их в камин и поднесла спичку. Наблюдая, как они горят, Димка сердито произнес:
— Какого черта ты всем рискуешь ради бессмысленного протеста?
— Мы живем в условиях жестокой тирании, — сказала она. — Мы должны что — то делать, чтобы не умирала надежда.
— Мы живем в обществе, занятом построением коммунизма, — возразил Димка. — Это трудно, и у нас есть проблемы, и их нужно решать, а не разжигать недовольство.
— Как можно что-то решить, если никому не разрешается говорить о проблемах.
— В Кремле мы все время говорим о проблемах.
— И все та же горстка ограниченных людей все время решают, что не нужно осуществлять какие-либо серьезные перемены.
— Они не все ограниченные. Кто-то много делает, чтобы изменить положение вещей. Дай нам время.
— Революция свершилась более сорока лет назад. Сколько еще времени понадобится, чтобы наконец признать, что коммунизм потерпел фиаско?
Листы в камине быстро догорели, обратившись в горстку пепла. Димка в расстройстве отвернулся.
— Мы так много спорили на эту тему. А сейчас нужно отсюда уносить ноги. — Он взял машинку.
Таня подхватила кошку, и они вышли из квартиры.
На лестнице им повстречался человек с портфелем. Проходя мимо, он кивнул им. Димка с надеждой подумал, что при тусклом свете он не разглядел их лица.
На улице Таня поставила кошку на землю.
— Теперь ты сама себе хозяйка, Мадмуазель, — сказала она.