— Тиффани сказала, что это срочно.
— Как давно это было?
— Не знаю. — Джек еще не разбирался во времени.
Джордж пришел в ярость. Его четырехлетнего сына оставили одного в доме. О чем Верина думала?
Он встал и огляделся. Чемодан с вещами Джека на уикенд стоял в холле. Джордж открыл его и увидел все необходимое: пижаму, чистую одежду, плюшевого мишку. Тиффани собрала его в дорогу, прежде чем уйти и заняться своими срочными делами.
Он пошел на кухню и написал записку: «Джек был один в доме. Позвони мне».
Он взял Джека за руку, и они пошли к машине.
Дом Джеки находился на расстоянии менее чем в милю. Когда они прибыли, Джеки дала внуку стакан молока и домашнюю булочку. Он рассказал ей, что к ним приходил соседский кот и пил молоко из блюдца. Потом Джеки посмотрела на Джорджа и спросила:
— Что тебя гложет?
— Пойдем в гостиную, я расскажу тебе.
Они перешли в соседнюю комнату, и Джордж сказал:
— Джек сидел один в доме.
— Это никуда не годится.
— Еще бы, черт возьми.
В кои веки она не обратила внимания на бранное выражение.
— А почему?
— Верина не пришла в условленное время, а няня должна была уходить.
В этот момент они услышали скрип тормозов у дома. Они оба выглянули в окно и увидели, что из красного «ягуара» вышла Верина и побежала по дорожке к двери.
— Я убью ее, — вырвалось у Джорджа.
Джеки впустила ее. Она побежала на кухню и поцеловала Джека.
— Как ты, мой маленький? — со слезой в голосе спросила она.
— Хорошо, — беспечно ответил Джек. — Я съел булочку. Бабушка печет вкусные булочки, правда?
— Очень вкусные.
— Верина, — обратился к ней Джордж, — нам нужно поговорить.
Она тяжело дышала, и на лбу у нее выступил пот. В кои веки она нашла в себе силы проявить сдержанность и не быть высокомерной.
— Я опоздала всего на несколько минут, — воскликнула она. — Не знаю, почему эта негодница ушла, не дождавшись меня.
— Ты не можешь опаздывать, когда на твоем попечении должен быть Джек, — с серьезным видом сказал Джордж.
— Как будто ты не опаздывал? — обиделась она.
— Я никогда не оставлял его одного.
— Мне трудно одной.
— А кто, кроме тебя, виноват в этом?
— Ты не прав, Джордж, — сказала Джеки.
— Мама, не вмешивайся, пожалуйста.
— Нет. Это мой дом и мой внук, и я не могу не вмешиваться.
— Я не могу смотреть на это сквозь пальцы, мама. Она поступила неправильно.
— Если бы я все делала правильно, у меня не было бы тебя.
— Это к делу не относится.
— Я просто говорю, что мы все ошибаемся и иногда все как-то образовывается. Так что перестань упрекать Верину. Ничего хорошего от этого не будет.
Неохотно Джордж согласился, что она права.
— Но что нам делать?
— Извини, Джордж, но я просто не справляюсь, — сказала Верина и заплакала.
— Сейчас, когда мы немного успокоились, — проговорила Джеки, — давайте поразмыслим. Эта ваша няня никуда не годится.
— Вы не представляете, как трудно сейчас найти няню, — пожаловалась Верина. — А для нас особенно трудно, в отличие от большинства людей. Все нанимают незаконных иммигрантов и платят им наличными, а политикам полагается брать на работу тех, у кого есть «зеленая карта», кто платит налоги, поэтому никто не идет к нам.
— Хорошо, не волнуйся, я не виню тебя, — сказала Джеки Верине. — Может быть, я смогу помочь.
Джордж и Верина посмотрели на Джеки.
— Мне шестьдесят четыре года, — продолжала она. — Я скоро пойду на пенсию, и мне нужно будет что-то делать. Я готова быть у вас на подхвате. Если ваша няня вас подведет, привозите Джека сюда. Когда нужно, оставляйте его у меня ночевать.
— Здорово! — воскликнул Джордж. — Для меня это выход из положения.
— Джеки, это было бы замечательно! — сказала Верина.
— Не благодарите меня, дорогие. Я — эгоистка. Так я буду чаще общаться с моим внуком.
— Ты уверена, что для тебя это не будет обременительно, мама? — спросил Джордж.
Джеки презрительно хмыкнула.
— Что для меня когда-нибудь было обременительно?
Джордж улыбнулся.
— Ничто и никогда.
Таким образом, вопрос был улажен.
Глава пятьдесят шестая
Слезы остывали на щеках Ребекки.
Стоял октябрь, и пронизывающий холодный ветер с Северного моря обдувал Олсдорфское кладбище в Гамбурге. Это было одно из самых больших погребальных мест в мире — тысячи гектаров печали и скорби. Здесь находился памятник жертвам нацистских злодеяний, обнесенная стеной территория, где среди деревьев хоронили бойцов Сопротивления, и братская могила 38 тысяч гамбургских мужчин, женщин и детей, погибших во время десятидневной операции «Гоморра» — бомбардировок союзнической авиации летом 1943 года.
Для жертв Берлинской стены особого участка не было.
Ребекка наклонилась, собрала опавшие листья на могиле мужа и положила на землю одну розу.
Некоторое время она постояла, глядя на надгробный памятник.
Прошел год, как не стало Бернда. Он прожил 62 года, что было немало для человека с поврежденным позвоночником. Под конец ему отказали почки — обычная причина смерти в таких случаях.
Ребекка вспоминала, как он жил. Его судьбу сломала стена и погубила травма, полученная при бегстве из Восточной Германии, тем не менее жил он хорошо. Он был хорошим школьным учителем, возможно даже выдающимся. Он не склонил голову перед тиранией восточногерманского коммунизма и вырвался на свободу. Его первая женитьба закончилась разводом, но он и Ребекка страстно любили друг друга в течение двадцати лет.
Ей не нужно было приходить сюда и вспоминать его. Она думала о нем каждый день. Его смерть была невосполнимой утратой: она все время удивлялась, что его нет рядом. Оставшись одна в квартире, где они так долго жили вместе, она часто говорила с ним, рассказывала, как провела день, делилась новостями, сообщала, что происходило с ней, была ли она голодна, или чем-то обеспокоена, или устала. Она ничего не переделала в помещении, сохранив веревки и ручки, которые давали ему возможность передвигаться. Его кресло-каталка стояло рядом с кроватью, чтобы он мог сесть в него. Когда она мастурбировала, она представляла, что он лежит рядом, обнимает и целует ее.
К счастью, работа увлекала ее и требовала напряжения сил. Теперь она была заместителем министра иностранных дел Западной Германии. Поскольку она говорила по-русски и жила в Восточной Германии, она специализировалась по Восточной Европе. У нее было мало свободного времени.
Прискорбно, что объединение Германии отодвинулось еще дальше назад. Непримиримый восточногерманский лидер Эрих Хонеккер казался непоколебимым. Людей продолжали убивать при попытке бежать в Западный Берлин. А в Советском Союзе смерть Андропова привела к власти еще одного семидесятилетнего лидера, Константина Черненко. От Берлина до Владивостока советская империя была болотом, в котором люди барахтались, часто тонули, но никогда не добивались успеха.
Ребекка спохватилась, что в своих рассуждениях далеко ушла от Бернда. Пора было возвращаться.
— До свидания, любовь моя, — негромко сказала она и медленно отошла от могилы.
Она плотнее закуталась в теплое пальто, обхватила себя руками и направилась к выходу. С чувством исполненного долга она села в машину и завела мотор. Она все еще ездила на универсале с подъемником для кресла-каталки. Пора было менять его на нормальную машину.
Она подрулила к своему дому. Перед ним красовался черный «мерседес S500», рядом с которым стоял шофер в фуражке. Ребекка приободрилась. Как она и ожидала, Валли поднялся в квартиру, открыв дверь своим ключом. Он сидел за кухонным столом и постукивал ногой в такт поп-музыке, доносившейся из включенного приемника. На столе лежал последний альбом «Плам Нелли», называющийся «Толкование снов».
— Рад, что застал тебя, — сказал Валли. — Я еду в аэропорт. Лечу в Сан-Франциско.
Он встал и поцеловал ее.
Через два года ему должно было исполниться сорок лет, и он выглядел великолепно. Он продолжал курить, но не употреблял наркотики и спиртное. На нем была желтовато-коричневая кожаная куртка поверх синей рубашки из грубой хлопчатобумажной ткани. Девчонки должны но нему сходить с ума, подумала Ребекка. От утех с ними он не отказывался, но обзаводиться семьей не спешил.