— И все-таки мне неспокойно. Хотелось бы знать, как они собираются сделать это.
— Лучше не надо. Я должен знать, Может быть, я поеду в Ливан. Чтобы бьггь в курсе.
— В таком случае будь осторожен, — сказал Тим.
* * *
Камерон взял напрокат «тойоту-короллу» и поехал из центра Бейрута на юг в самый мусульманский квартал Бир-эль-Абед. Он представлял собой джунгли уродливых бетонных многоквартирных жилых домов, между которыми возвышались красивые мечети, — каждая посередине обширного участка земли, словно стройное реликтовое дерево, тщательно ухоженное, на поляне в окружении леса грубых сосен. Хотя страна была бедной, движение на узких улицах шло плотным потоком и толпы народа осаждали магазины и уличные ларьки. Солнце основательно припекало, но Камерон ехал с закрытыми окнами в машине без кондиционера, опасаясь местного населения с буйным нравом.
Раньше он бывал в этом районе, — возил его тогда один из сотрудников ЦРУ, и и сейчас он быстро нашел улицу, на которой жил аятолла Фадлалла. Камерон медленно двигался мимо высотного многоквартирного дома, потом объехал весь квартал и остановился в ста метрах от дома на противоположной стороне.
На той же улице стояли еще несколько жилых домов, кинотеатр и, самое главное, мечеть. Каждый день после полудня в одно и то же время Фадлалла шел из своего дома в мечеть на молитву.
Вот тогда они его и убьют.
Только, ради бога, без каких-либо срывов.
На коротком отрезке пути Фадлалла будет проходить мимо припаркованных у тротуара одна за другой машин. В одной из них находилась бомба. Камерон не знал, в какой.
Где-то поблизости скрывался человек, который должен был привести в действие взрывной механизм. Как Камерон, он наблюдал за улицей и ждал аятоллу. Камерон пробежал глазами по машинам и выходящим на улицу окнам и не заметил человека с взрывателем. Это хорошо. Убийца умело скрывался, как ему и следовало.
Саудовцы заверили Камерона, что не пострадает никто из ни в чем не повинных прохожих. Фадлаллу всегда сопровождали телохранители: некоторые из них непременно получат ранения, но они всегда не позволяли обычным людям близко подходить к их лидеру.
Камерон сомневался, можно ли так точно предсказать взрывное воздействие бомбы. Во время войны гибнет и гражданское население. Взять, к примеру, женщин и детей, убитых в Хиросиме и Нагасаки. Конечно, США воевали с Японией, что не может идти в сравнение с Ливаном, но Камерон убеждал себя, что применяется тот же принцип. Если несколько прохожих получат порезы и синяки, цель все равно оправдывает средства.
Все же число прохожих не оставляло его в покое. Машина, начиненная взрывчаткой, более подходила к безлюдному месту: Здесь снайпер с мощной винтовкой подходил бы больше.
Сейчас слишком поздно.
Он посмотрел на часы. Фадлалла опаздывал. Это раздражало. Камерону хотелось, чтобы тот поторопился.
На улице вдруг стало много женщин и детей, и Камерон удивился почему. Потом он понял, что они выходили из мечети. Видимо, был какой-то особый семейный случай: мусульманский аналог собрания матерей. К сожалению, они заполонили всю улицу. Не пришлось бы отменить взрыв.
Сейчас Камерон надеялся, что Фадлалла появится даже позже.
Он внимательно посмотрел по сторонам, разыскивая глазами старающегося быть незаметным человека с механизмом, по радио приводящим в действие взрыватель. На этот раз ему показалось, что он заметил его. В трехстах метрах напротив мечети в боковой стене многоквартирного дома было открыто окно на втором этаже. Камерон не заметил бы этого человека, если бы послеполуденное солнце, движущееся по западной половине неба, не сместило тени и не осветило фигуру. Камерон не мог различить черты человека, но он понял, что выражала его поза: напряжение, собранность, настороженность, испуг. К тому же человек двумя руками держал предмет, который мог быть транзисторным приемником с длинной антенной, — вот только никто так отчаянно не вцеплялся в транзисторный приемник.
Из мечети выходило все больше и больше женщин, некоторые из них были в головных платках-хиджабах, а другие — в скрывающих всю внешность паранджах. Они шли по тротуару в обоих направлениях. Камерон надеялся, что скоро эта толкотня закончится.
Он посмотрел в сторону дома Фадлаллы и, к своему ужасу, увидел, что аятолла выходит в окружении шести-семи человек.
Фадлалла, небольшого роста старик с длинной белой бородой, был в белых одеждах и круглой черной шляпе. Лицо его выражало тревогу и интеллект, он слегка улыбался чему-то, что сказал сопровождающий его человек, когда они вышли из дома и пошли по улице.
— Нет, — вслух сказал Камерон. — Не сейчас. Не сейчас!
Он посмотрел вдоль улицы. Тротуары были все еще заполнены женщинами и девочками — они разговаривали и смеялись, вo всем их облике чувствовалось воодушевление, какое бывает у людей, выходящих из священного места после торжественной службы. Они исполнили свой долг, освежили свои души и были готовы продолжать земную жизнь в предвкушении вечера, ужина, разговоров и веселья в кругу семьи и друзей.
Но кому-то из них суждено вот-вот умереть.
Камерон выскочил из машины.
Он отчаянно замахал руками в сторону дома, в окне которого маячила фигура человека с взведенным радиокурком, но ответная реакция не последовала. И неудивительно: Камерон находился слишком далеко, а тот человек сосредоточил свое внимание на Фадлалле.
Камерон посмотрел через улицу. Фадлалла быстрым шагом удалялся от Камерона к мечети и укрытию убийцы. До взрыва оставались считаные секунды.
Камерон побежал по улице к многоквартирному дому, но продвигался он медленно из-за толпы женщин. На него бросали удивленные и враждебные взгляды — по виду явно американец бежит через толпу женщин. Он поравнялся с Фадлаллой и увидел, что один из телохранителей показывает на него другому. Еще несколько секунд, и его перехватят.
Он побежал дальше, забыв об осторожности. В пятнадцати метрах от дома он остановился, закричал и замахал убийце в окне. Сейчас он мог ясно видеть этого человека: молодого араба с редкой бородой и испуганным выражением лица.
— Не делай этого! — закричал Камерон, зная, что он сейчас подвергает опасности и свою жизнь. — Остановись! Ради бога, не надо!
Сзади кто-то схватил его за плечо и что-то резкое сказал на арабском языке.
Прогрохотал ужасный взрыв.
Камерона швырнуло на землю.
Он едва дышал, словно его ударили доской по спине. Голова болела. Он слышал крики, стоны и шуршащий звук градом падающих на землю обломков камней. Он перекатился и с трудом встал на ноги. Как он понял, он серьезно не пострадал. У его ног без движения лежал араб, очевидно, тот, который схватил его за плечо. Он принял на себя всю силу взрыва, заслонив своим телом Камерона.
Он окинул взглядом улицу.
— О господи, — проговорил он.
Повсюду лежали тела людей, ужасно изуродованные и кровоточащие. Те, кто устоял на ногах, пытались остановить кровотечение из ран, кричали и искали своих близких. С некоторых людей сорвало просторные восточные одежды. Тела многих женщин, принявших насильственную смерть, были непристойно обнажены.
Взрывом повредило фасады двух домов, и на улице в грудах битого кирпича и фрагментов плит валялись стулья и телевизоры. В нескольких домах возникли пожары. Проезжую часть завалило искореженными машинами, словно они попадали с высоты.
Камерон сразу понял, что бомба была большой силы, очень большой силы.
На другой стороне улицы он увидел белую бороду и черную шляпу Фадлаллы, которого быстро уводили в дом телохранители. Аятолла чудом не пострадал.
Операция провалилась.
А какое количество человеческих жертв! Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, прикидывал Камерон. И сотни раненых.
Он должен убираться отсюда. Придя в себя, люди начнут думать, кто устроил это. Хотя его лицо было в ссадинах и одежда порвана, они признают в нем американца. Он должен исчезнуть, прежде чем кому-то придет в голову незамедлительно отомстить.
Он быстро вернулся к машине. Все окна выбило взрывом, но, похоже, она могла ехать. Он открыл дверцу, все сиденье было засыпано битым стеклом. Он снял с себя пиджак и смел им осколки. Потом он сложил его и положил на сиденье на случай, если на нем остались мелкие осколки. Он сел в машину и повернул ключ зажигания.