— Как же я глуп! — внезапно рассмеялся волшебник. — Я и забыл… В Карвийне такие вещи видят все, а здесь, в Элойзе… Леди Элесит, я говорил о магических следах, которые вижу на вашей руке. Этой отметине около пяти лет, а недавно сквозь вашу руку прошёл значительный заряд магической силы. Где это могло произойти?
— Не имею ни малейшего представления, — отрезала я, убедившись в самом худшем. — У вас остались ещё вопросы? Я спешу.
— Вы не хотите отвечать? — догадался волшебник. — Но, поймите, леди Элесит…
— Леди этнограф Элесит, — ледяным тоном поправила я.
— Поймите, такие отметки очень опасны. Чужеродная магия не может проходить через ваше тело, не расходуя ваших собственных жизненных сил. Вы понимаете меня? Чем бы вы не занимались, вы обязаны немедленно прекратить, иначе умрёте!
— Я не понимаю о чём вы говорите, — устало ответила я. Страж каким-то образом заставлял исчезнуть защиту от нежити, и это, видно, и было замеченным Залемраном колдовством.
— Вы боитесь признаться? Леди Элесит, речь идёт о вашей жизни!
— Я не понимаю, о чём вы говорите, — повторила я.
— Или вы сами не знаете? — с сомнением предположил маг. — Послушайте, леди этнограф, где вы провели вчерашнюю ночь?
— У себя, разумеется, — ответила я, от возмущения стряхнув навалившееся чувство безнадёжности.
— Вы в этом вполне уверены? — не отставал волшебник. — Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
— Как?! — вскричала я, чувствуя дрожь искреннего негодования. — Сперва вы — мужчина! — предлагаете осмотреть меня, затем предполагаете, будто кто-то может оставаться после тушения огней в моей комнате! Да за кого вы меня принимаете?!
— Да смилуются над нами боги, но что вас возмущает? — спросил маг. Его лицо выражало живейшее недоумение.
— Вы спрашиваете, что меня возмущает? — задохнулась я. — Милейший как-вас-там…
— Залемран, — мягко напомнил волшебник.
— … вы отдаёте себе отчёт в своих словах?! Вы понимаете, что оскорбляете лицо, возведённое королём в дворянское достоинство?
— А при чём тут ваш дворянский титул? — изумился волшебник. — Вы имеете представление, по какому поводу я вас расспрашиваю? Вы понимаете, что я обязан подозревать любого в совершённом нарушении?
— Когда у вас будут доказательства, вы можете вызвать меня к сэру Везеру Алапу или сразу в королевский суд, — холодно ответила я. — А до тех пор попрошу избавить меня от вашего докучливого общества.
Маг не ответил и я, удовлетворённая своей маленькой победой, прошла мимо него, как прошла бы мимо предмета мебели.
Было бы глупо рассчитывать, что, начав наносить визиты в Ведомство, лесной страж прекратит это занятие. Появился он и на этот раз и, силой подняв меня с постели, поволок в сторону потайного хода на служебную сторону. На этот раз он не тратил времени даже на то, чтобы объяснить мне моё положение или будущее; впрочем, мы оба прекрасно знали, как мало мне остаётся жить. После разговора с волшебником я чувствовала это особенно ясно и не находила уже сил бороться за последние дни и часы. Говорят, настоящее угасание начинается с того, что человеку безразлична мысль о собственной смерти; тот, кто зовёт её, ещё полон жизненных сил.
Итак, как и в предыдущие дни, мы прошли к потайному ходу, и я, повинуясь воле стража, подняла руку, чтобы ослабить заклинание, а вслед за тем привести в действие механизм, удерживающий дверь в закрытом положении. Однако не успела я вымолвить ни слова, как мой мучитель зажал мне рот и застыл, напряжённо вслушиваясь. Я прислушалась тоже, но не смогла уловить причин для беспокойства, равно как и не могла предвидеть того, что последовало. Зашипев, как кошка, которой наступили на хвост (только очень большая и разъярённая кошка), страж отпрянул от двери и повернул ко мне лицо, выражающее ярость и презрение.
— Ты! — выдохнул он мне в лицо. Ответить я не успела: мой мучитель сгрёб меня в охапку, закинул на спину, как волк, похищающий ягнёнка, и бросился прочь.
Страж промчался через коридор до окна с верёвочной лестницей, выпрыгнул, приземлился на землю и побежал дальше, к выходу из двора. На ночь он перегораживался кованными воротами, но это препятствие не могло остановить лесное чудовище. С лёгкостью белки он перебрался через ворота, ни на мгновение не выпустив при этом меня, и побежал по каменным мостовым города. На меня в то время навалилось привычное уже оцепенение разума и чувств, и я сопротивлялась своей судьбе не больше, чем овца, когда её ведут на бойню. Вот стук шагов изменился: мы перешли на мостовую из щебня, а дальше под ногами стража оказался песок, которым посыпали улицы на окраине города. Высокие дома сменились одноэтажными халупами, грязными и невзрачными, но ночью эти недостатки не так бросались в глаза. Гораздо важнее была близость к городским стенам и ко всяким подонкам общества, которые меньше всего склонны реагировать на крики очередной жертвы. Из приличных людей здесь появлялись разве что стражники, да и те — держа оружие наголо.