Сестра тем временем обняла меня за плечи и подтолкнула к столу.
— Элесит… — шепнула она мне на ухо, — сестрица, скажи, как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно чувствую, — удивилась вопросу я. Сестра была не из тех, кого беспокоит здоровье близких. — А почему ты спрашиваешь?
— Вчера отец приходил, — ещё тише прежнего прошептала сестра. — Очень встревоженный, сказал, что тебе нужна помощь, а единственный на всё ваше Ведомство патент стоит больше, чем он успел скопить для тебя. Сказал, что на этой работе ты растеряла всё своё здоровье. Я смотрю сейчас — похудела, осунулась, бледная… И глаза какие-то…
— Какие глаза? — резче, чем следовало, спросила я.
— Голодные, — помедлив, определила сестра. — Как будто ты не ешь вдоволь, я у свёкра в доме насмотрелась на бедняков. Вот у них такие глаза. И у нищих на храмовых ступен…
— Я не нищая! — взвилась я, но сестра, к моему удивлению, и не пыталась меня задеть. — Постой, отец приходил к вам. Так, значит, это твой муж…
— Да, — кивнула сестра, и на её губах мелькнула улыбка гордости и счастья, от которого вчуже становилось страшно. Бог удачи наказывает тех, кто вот так вот безмятежно улыбается… — Мы дали сколько могли, и, потом, матери не станут заказывать новую шубу, отец собирался сделать подарок.
— Не стоило того, — процедила я.
— Перестань, Элесит, — отмахнулась сестра. — Кому ж о тебе позаботиться, как не семье, не родным?
— Кому друг о друге заботиться, как не родным людям? — громко спросил её муж, и мы обернулись в ту сторону. Зять спорил с нашим отцом, и по тону его речей можно было понять: он хочет, чтобы разговор их слышали все. — Вы приняли меня в свою семью, и теперь ваши заботы — мои заботы. Разве братья и сёстры считаются куском хлеба? Нет, они делят всё и молят богов о ниспослании нового дня и новой пищи.
— Болтун, — процедила я, но так тихо, что меня не услышала даже сестра.
— Ты не так-то богат, сынок, — улыбнулся наш отец. — Через год я верну тебе долг, а пока — благодарю за помощь и за твои прекрасные слова.
— Не бывать этому! — заявил сын королевского судьи, совершая великолепный ораторский жест, наверняка подсмотренный у произносивших речи защитников. — Отец, прошу вас, примите мой дар, и забудем о нём. Кто знает, однажды, быть может, и мне потребуется семейная поддержка…
На этих словах зять покосился на меня. Я встретила его взгляд и кивнула. Ну, да, чего уж тут думать: когда у него появилась возможность обзавестись своим человеком в Ведомстве, медлить дорогой братец не стал. Верни мы ему долг, он потерял бы всякое право на моё особое отношение, а так… Но семья есть семья, и брат, каким бы он ни был, остаётся братом.
— Прошу всех к столу! — вмешалась мать. Её губы улыбались, а глаза тревожно поглядывали на меня. Как там её дочь? В своём ли уме? Не поздно ли они спохватились?
— Благодарю, — постаралась улыбнуться я. — Отец, матушка, нет слов, чтобы передать, как я вам обязана.
Мать поспешила ко мне и крепко обняла на глазах у всех, нисколько не смущаясь столь открытым проявлением чувств.
— Мы всегда будем с тобой, — прошептала она. Я обняла её в ответ, пряча ото всех выступившие на глазах слёзы.
— Я виновата, — шепнула я. — Мне не следовало уходить.
— Забудь.
На этом перешёптывание пришлось прервать, и я была торжественно усажена на почётное место. День ещё не склонился к вечеру, когда в мою честь подняли кубки и полилось из кувшинов вино. Нет, в юности успех мне виделся вовсе не таким, но что теперь делать? Выбора у меня не было.