— Аверий меня звать, по прозванию Марчук, — сказал орденец.
— А по профессии? — барин подождал немного. — Должность, говорю, какая? Работаешь кем? Зачем пришел?
— Всего помаленьку. Могу и за скотом ходить, и землю пахать, и ложки резать. А пришел глянуть, как люди живут. Место себе ищу.
— Да ты, брат, философ! — барин хлопнул Марчука по плечу. — Оставайся здесь. Тут работы полно, невесту тебе найдем, женишься, а? С оружием умеешь обращаться? Из ружья стрелял?
— Приходилось, — медленно сказал Аверий.
— Эй, Лось, дай-ка сюда свой пистолет! Да давай, не жмись, всё равно стрелять не умеешь. Вот, глянь, такие видел уже?
Марчук взял в руки орденский пистоль, явно принадлежащий прежде Хромому, потому как был уже устаревшего вида. Хромой держал свое оружие в порядке, чистил, смазывал, из мешка доставал редко, а этот деревенский увалень уже успел его испачкать, вон, опилки и песок всюду.
Ну да Спас с ним, с пистолем. Аверия больше поразил сам барин. Ладно, оружие дал незнакомому человеку, может, у него и впрямь защита невидимая. Но почему барин ведет себя как… Аверий даже не знал, какие слова подобрать. Никакой благородный не будет спорить с простолюдином, особенно со своим холопом. Не будет хлопать по плечу. Не будет уговаривать холопа отдать что-то. Этот же равняет себя и крестьянина. Даже не заметил, что Аверий ни разу не добавил «вашбродь».
Видал Марчук и таких, кто в господа из простолюдинов выбились. Так те ведут себя еще хлеще! Нос задирают, лишнее слово боятся сказать холопу, сквозь зубы цедят. Такие уж точно бы не пошли на стройку и не завели бы спор с мужичьем.
А этот ведет себя… Аверий наконец понял, кого напоминал ему барин. Ребенка! Только дите несмышленое не видит различий между тятенькой-барином и Федькой-конюхом. Только дите может сначала псину приблудную приласкать, а на другой день пнуть. И любопытство в его глазах горит тоже дитячье, неразумное, глупое. А ведь барин-то с виду далеко не ребенок, уж лет двадцать всяко пожил, а то и тридцать.
— Не, таких не видывал. Чудное какое-то, — ответил Марчук, возвращая пистоль.
— А ведь ты непростой прохожий, — вдруг сказал барин. — Лось, что думаешь? Непростой, да?
— Ага, вашбродь.
— Есть в тебе что-то такое… Ты случайно не из военных? Ага, вздрогнул. Я так и знал. Слышал, что тут в армию на всю жизнь забирают. А ты, значит, сбежал. Потому и шляешься по лесам, боишься, что поймают и на каторгу отправят. Не боись! Вижу, что мужик ты хороший, толковый. Останешься, так никто тебя не поймает. Я своих не сдаю! Будешь у меня главой охраны. Сейчас, правда, назначить не могу, но как дом построю, так сразу, десяток вот таких обалдуев дам, будешь их гонять, как тебя гоняли. Круто же, да?
Барин ненадолго замолчал, будто задумался, а потом Марчук вдруг почувствовал, что должен остаться в Подрачке и слушаться вот этого человека, как бы глупо тот себя ни вел.
— Да, вашбродь.
— Отлично. Теперь отыщи Грамотея, пусть он тебе найдет дом, и лучше бы с какой-нибудь симпатичной вдовой, да? Ну, иди, устраивайся.
Дело о пропавшей деревне. Часть 3
Новоявленного жителя Подрачки определили на постой к нестарой еще вдове с двумя детьми. Дом у нее был просторный, ухоженный, все полы закрыты ткаными половиками, стены завешаны вышивками. Лежанка у печи широкая, с одеялами, на нее вдова и детей укладывала, и сама там спала. А для гостя она определила дальний от печи угол: бросила на широкую лавку соломенный тюфяк, стеганое одеяло и овчину.
— А что ж ты одна с дитями живешь? Ни мужа, ни свёкров, ни родителей?
— Были свёкры да все вышли, — резко ответила бабёнка. — Как барин новый пришел, так и…
Махнула рукой, промокнула глаза кончиком платка.
— Откель ж он взялся, окаянный? — гневно бормотала она себе под нос, вымешивая серое тесто. — Муж помер, сынок старший за ним ушел. Хоть в петлю лезь! И полезла б, коли не свёкр, позвал к себе в дом. И сестру мою приютил. Мать с отцом-то померли прошлым летом. А тут барин. Ба-а-арин! Свалился как снег на голову. Чего стоишь, глазами зыркаешь? Поди воды свиньям налей! — прикрикнула она.
Марчук уже хотел подхватиться, но мальчишка лет восьми, тощий и загорелый дочерна, выскочил за порог и загремел ведрами в сенях.
— Сначала свёкров убили по его слову. А к чему? Тятенька еще крепок был, сам весной поле вспахал, и свекровушка моя тоже не хворала, день-деньской крутилась по хозяйству, скотину обихаживала, а скотины-то полон двор. Как я со всем управлюсь? Щеглы мои малы ещё. В это лето я еще как-нибудь, а дальше? Хоть ноги протягивай да помирай.