их рост и дыхание.
А память души —
это граничит с чудом…
Берегите душу,
раздвигайте ее границы,
расширяйте се полезную площадь,
чтобы приблизиться к будущему.
1964
«И когда, может быть, впервые…»
И когда,
может быть, впервые
мне стало невыносимо тяжело —
ты меня не поняла.
Ты отвернулась от меня,
не увидела меня
и не пожалела.
И я остался один.
Я должен был бы стерпеть
эту боль и обиду,
смолчать…
Но я не стерпел.
И на этом все кончилось:
я потерял тебя.
1966
Тимониха
Деревни — как сказания,
В длину и ширину.
Уже одни названия
Плотны до основания,
Что сруб —
Бревно к бревну.
Тимониха, Лобаниха,
Тетериха, Печиха —
В них что-то есть от Палеха,
От песни тихой.
И все — по кромке берега
На Сохте неглубокой,
Извилистой, негромкой,
Затянутой осокой.
От этой речки быстрой
Любого мужика
Вводи в Совет министров,
В Политбюро ЦК.
А я живу в Тимонихе
У Васи у Белова…
Там избы, словно бабы, —
Добротны и плотны,
А бабы, словно избы,
Степенные.
Коли не Колоти́ловы,
То уж Колоколены:
На песни волокнистые,
На сказы — мастера.
Тимониха, Тимониха,
Домов, наверно, пять.
И некому в Тимонихе
Домов пересчитать.
1966
«Когда говоришь с другом — помни…»
Когда говоришь с другом — помни:
быть может,
это последний разговор с ним,
это последний день его жизни,
последний раз видишь его…
Помни:
завтра может его не быть.
Ты навсегда потеряешь друга.
Спеши любить его,
жалеть и любить.
1967
«Прости меня, мама…»
Прости меня, мама,
прости — что пусто в твоей избе,
а я это вовремя не заметил,
прости — не заметил,
что ноги твои отекли,
что пальцы скрючило от работы.
Прости меня, моя родная земля, —
я рожден здесь для того,
чтобы все видеть
и обо всем рассказать людям…
А я долго на все закрывал глаза.
1960
Снег
С детства,
С самых первых зим
И на весь свой век,
Как Отчизны сладкий дым,
Полюбил я снег.
Полюбил его покой
И буранный вой.
Снег не мертвый,
Он живой —
Вихорь огневой!
У него свое лицо —
Запах, вкус и вид.
Звон морозный бубенцов —
Это снег звенит.
Знает вся моя родня:
Из села
Лыжня
Столбовой дорогой в мир
Стала для меня.
Не о вечности грущу —
На земле мой век!
Все ж, когда умру, —
Прошу:
Схороните в снег,
В его светлой мерзлоте
На Бобришной высоте.
1967
«Схороните меня на Бобришном Угоре…»
Схороните меня
на Бобришном Угоре.
Только на Бобришный.
Там есть
против крыльца
моего охотничьего дома
старая береза
с муравейником —
самое чистое место на земле,
самое дивное и сухое.
В грозы обмывается,
в ветры обдувается.
Отсюда
в детстве съезжали мы с горы,
потом — охотились здесь
на рябчиков и глухарей…
Вот место,
которое я для себя выбрал.
Прошу только сюда:
на Бобришный Угор.
1967
Мухоморы
Из кустов, как с экрана,
Смотрят в очи вселенной
То шатры Чингисхана,
То Василий Блаженный.
Прохожу коридором
По сосновому бору:
Счета нет мухоморам —
Мухомор к мухомору.
А отсюда, бывало,