Несколько минут рубер изображал статую, не сводя взгляда с мужчины. Лишь тихое утробное урчание сообщало, что монстр здесь и фигура за столами- это не уродливая тень от электрических фонарей. Наконец, ему надоело ожидание, и он стремительно бросился вперёд. Баррикада разлетелась, словно была сделана из надувных подушек. Затрещал автомат и дважды хлопнули картечные патроны в сработавших ловушках трейсера. Выстрелы заставили рубера отскочить назад и на секунду замереть, оценивая ситуацию. Когда он понял, что ловушки не причинили ему вреда, то вновь бросился на человека. А тот… на него.
Оба противника, созданные Ульем и разведённые им же по разную сторону баррикад, сошлись в середине коридора, почти точно напротив двери, что вела в комнату с новичками. Встретились и прошли друг сквозь друга. Не ожидавший такого от добычи, рубер замешкался, и его повело в сторону. Плюс, сработала особенность, которая вводила всех живых в краткосрочный ступор, когда сквозь них проходил трейсер в режиме бесплотности. Этого хватило Граниту, чтобы всадить твари в спину между бронированных щитков большой кухонный нож с тридцатисантиметровым толстым лезвием, на долю секунды выйти из особого состояния, чтобы оружие материализовалось, и тут же вернуться в него.
Рубера пробрало до печёнок. Страшно заурчав, он взмахнул левой верхней лапой, которая прошла на уровне плеч трейсера и столкнулась со стеной. Удар был настолько силён, что штукатурка с кирпичной крошкой брызнула во все стороны, как из-под зубила перфоратора. А сотрясение передалось даже полу.
- Съел, сука? – рыкнул, как зверь Гранит. – То ли ещё будет, - он стоял в двух метрах от рубера с новым ножом в руках. – Жаль гранаты у меня нет, тут тебе повезло, паскуда.
Не разворачиваясь, прыгнув с места как-то боком, заражённый повторил атаку. И опять всё повторилось для рубера: мимолётная потеря равновесия, ступор и появление ножа в теле. На этот раз Гранит выбрал целью коленный сустав монстра. Ведь судя по всему, первый клинок не задел ничего важного в теле, хотя и вызывает сильную боль, заставляя рубера яриться. Другое дело, когда полоска стали материализовалась в суставе, среди костей, связок и хрящей.
В горячке схватки заражённый не успел вовремя оценить ранение и развернулся к трейсеру, перенеся нагрузку на повреждённую ногу. Результат налицо – повреждений прибавилось. Раздавшийся треск и скрежет в колене твари, наверное, услышали даже новички через толстую стену.
- Съел? – ощерился Гранит и снял с перевязи ещё один нож, не такой большой, как первые два, но и не кроху с женскую ладонь размером.
Рубер на краткий миг замер, опустился на три конечности и бросился… назад, в коридор с окнами, по пути расшвыривая столы и стулья из разваленной баррикады. Ещё спустя несколько секунд зазвенело стекло, и лязгнула об асфальт вырванная стальная решётка.
Гранит прождал в проходе пять минут, опасаясь возвращения рубера. Но тот явно оказался впечатлён тем, что трейсер сумел его дважды ранить за короткий срок, и не собирался брать реванш. Тогда мужчина восстановил преграду из остатков мебели, поправил ловушку с автоматом, в магазине которого осталось несколько патронов – убить не убьёт, но сигнал будет подан, выключил фонари и сквозь стену прошёл в комнату к спутникам.
- Эй, всё нормально, опустите оружие, - приказал он им, оказавшись под прицелом нескольких стволов, которые держали подрагивающие руки людей. – Тварь сбежала, я её сумел ранить. Сегодня точно не вернётся.
- Точно? – переспросил Клепиков.
- Точно. Можешь выйти и посмотреть на кровь на полу. Её там немного, но она есть.
- Я тебе и так верю, - замотал он головой. Было видно, что ему страшно до дрожи в коленках выходить из условно безопасной комнаты.
- Тогда я спать. Если не заснёте, то не мешайте мне, - сообщил трейсер новичкам и растянулся на своей постели под очень тихие шепотки «выделывается или ему всё равно на случившееся», «ну и нервы», «понторез здесь нашёлся».
Гранит проворочался почти час, прежде чем сон сморил его. Зато проспал до девяти утра и встал полный сил. А вот его новые и старые товарищи выглядели совсем плохо. Все признаки указывали, что они так и не сомкнули ночью глаз. У Мохова была другая беда.