Из-за северного мыса Угрюмого показались эскадры кораблей.
— Эх! — вырвалось у Ерохина. И после минутного молчания он грустно добавил: — Ни пуха вам, ни пера!
Боевые корабли обеих сторон осторожно сближались.
В воздухе сражение уже началось. Дрались истребители. Прорвавшиеся к каравану бомбардировщики пошли в пике. Вздыбились около транспортов огромные султаны взрывов. Густо задымил эсминец врага. Вот горящий советский бомбардировщик с тяжелым бомбовым грузом врезался в транспорт. Мощный взрыв взбудоражил зеркальную гладь моря. Зрелище для наблюдателей с Угрюмого необыкновенное. Ерохин выскочил на вершину скалы.
— Так его! Так! — размахивая руками, кричал он.— Герой летчик!
Наконец вступили в бой боевые корабли. Североморцы обрушили шквал огня на флагманский крейсер. Он был поврежден, но продолжал остервенело отстреливаться. От его огня горел уже советский эсминец. Сражение разгоралось. Враг терял корабли. И все же караван продолжал упорно прорываться вперед. Матросы-разведчики, следившие за ним, мрачнели. «Неужели опять пройдет?» Нарастала дуэль и между береговой артиллерией. Противник пытался уничтожить береговые батареи Угрюмого — самые опасные для каравана. Это ему не удавалось. Враг не унимался, он бросил на помощь береговикам юнкерсы. Но и у юнкерсов неудача. На них обрушились краснокрылые истребители.
Наблюдая за воздушным боем, Ерохин забыл про морское сражение. Его внимание привлек самолет с двойкой на хвосте, который на глазах Леонида спустил на дно морское трех юнкерсов. Вместе с напарником — «тройкой» — он отправил туда же четвертого и уже устремился за пятым, да не удалось — самого сбили.
Над морем раскрылся голубоватый купол парашюта. Он опускался на середину залива. Леонида будто волной смыло со скалы.
Отовсюду к воде спускались матросы. Они хотели помочь товарищу. А как помочь? Как спасти человека? От берега он далеко, лодки или катера поблизости нет. Ерохин не раздумывал, быстро разделся и решительно прыгнул в море. Его примеру последовали другие матросы. Обжигающий холод заставил пловцов вернуться. Только Ерохин не сдавался, продолжая с отчаянным упорством плыть дальше.
Павел Гудков раздобыл надувную лодку. Оживление на берегу усилилось. Это заметили два мессера. Они устремились на суетившихся у лодки североморцев. На выручку матросам подоспел напарник «двойки». Один из мессеров скоро задымил и врезался в скалу, другой стал поспешно уходить, его преследовал советский истребитель. Оба самолета скрылись из виду.
Теперь к советскому летчику спешил вражеский катер. Заметив это, Сибиряк немедленно по радио сообщил своему командиру. Углов видел все, что происходило в заливе. Видел это и Чуприн. Волнуясь за судьбу летчика, он тоскующе смотрел то на приближающийся караван, то на виднеющегося в море летчика. Со всех сторон устремлялись к нему взгляды катерников. Но что он мог сделать? Ведь матросы и сами понимали сложность обстановки: стоит катеру выскочить из засады, и все пойдет прахом. Противник заметит их и разгадает замысел, боевая задача не будет выполнена.
Волновались и на берегу.
— Артиллеристы почему не помогут? — глухо сказал кто-то.— Разнесли бы эту посудинку!
— Им сейчас не до посудинки,— рассудительно возразил Сибиряк.— Караванище под носом! Крейсер вон, рядом!..
Морское сражение уже втягивалось в залив. Вдали виднелись тонущие суда. Караван заметно поредел, однако упорно продолжал продвигаться вперед. Над ним опускались клубообразные густые хвосты сизого дыма. Их оставляли специальные самолеты. Дымовая завеса ширилась. Она заволакивала залив.
Наблюдатели Угрюмого нервничали: артиллеристы вели огонь наугад—больше по площади. Самолеты бомбили вслепую. Гитлеровское командование, очевидно, ликовало. Дым подступал и к летчику. Тот выбивался из сил, с трудом плыл к своему берегу. Навстречу ему, забыв про опасность, плыл Ерохин. Леонида скоро догнал Павел Гудков. Он втащил друга в лодку, малость погрел его стопкой спирта. Но Ерохин больше согрелся, работая веслом. Лодка была уже недалеко от плывущего. Что это? Леонид схватил лежавший на дне лодки автомат, Гудков приготовил к броску гранату: из дыма вынырнул вражеский катер. Он был ближе к летчику, чем они. Да и морякам теперь угрожала неминуемая гибель — отступать было поздно. Матросы продолжали плыть вперед. Однако вражеский катер или не спешил, или не видел резиновой лодки. Замедлив ход, противник решил пленить русского аса. А летчик, ныряя, плыл прочь от катера. Гитлеровцы злились, бросали спасательные круги, концы тросов, угрожали. Русский не сдавался.