Сей мир, что посеял, порочный, деяние злое,
Теперь пожинает плоды, – это видишь ты, Лои?
Мы – нищие, а милосердный дарует нам свет.
Где силы возьму, чтобы дать ему верный ответ?
Кабир прибегает к нему, просит верной защиты, –
Да вниду я в рай, для безгрешного сердца открытый.
* * *
Твердыней тела овладеть ты можешь ли, мой брат?
Двойные стены у неё, тройные рвы у врат.
В ней пять укрытий, и тебе я назову их разом:
Дыханье, пища, и покой, и зрение, и разум.
Одной стеной стоит корысть, а злость – другой стеной.
Где силы взять, чтоб овладеть твердыней крепостной?
Бойницы – страсти, а тоска и радость – часовые.
Одни врата – добро и свет, а зло и тьма – другие.
Над крепостью начальник – гнев, а блуд – бойцов глава.
Начальник так вооружён: гордыня – булава,
Щит – наслажденье, а обман и жадность – лук и стрелы,
Шлем – себялюбье... Биться с ним решится ль воин смелый?
Как можно стражей крепостных свирепость победить?
Но способ изобрёл Кабир, чтоб крепость захватить!
Любовь я сделал фитилём, я пушкой сделал душу,
Я знанье превратил в ядро, – теперь я зло разрушу!
Внезапный залп – и крепость вся охвачена огнём.
Я правды обнажаю меч. Теперь мы бой начнём!
Достигнув крепостных ворот, сорвал я двери с петель,
Тогда склонились предо мной порок и добродетель!
Обрёл я свет и стал сильней укрытий, рвов и стен,
Начальник крепости тогда тотчас мне сдался в плен.
Я путы разорвал свои – страх перед смертью ложный,
И в крепость я вступил, и путь обрёл я непреложный.
* * *
С барабаном на плече Кабир
обошёл весь этот жалкий мир.
Приглядевшись, понял: ничего
нет ни у кого, ни у кого!
В змеиной коже страсти
* * *
К чувственной страсти стремишься впустую,
этим погубишь своё бытие.
Если ты пищу проглотишь дурную,
выплюнуть ты не сумеешь её.
* * *
С развратницею ты вступать не должен в связь:
она, обняв тебя за шею,
Тебя обременит, всем грузом навалясь,
корыстью, жадностью своею.
* * *
Кому чужая по сердцу жена,
того погубит ложная услада:
Как сахар, вкусной кажется она,
но этот сладкий сахар полон яда.
* * *
Страсть, любовь к чужой жене –
нет погибельней стихии!
Жизнь есть море. А на дне
Жёны – чудища морские!
* * *
Любовь к чужой жене – как запах чеснока:
не скроешь после завтрака иль ужина.
Безумцу скрыться ли в затишье тайника?
Всегда безумье будет обнаружено!
* * *
Смотри, раскаешься: несут тебе несчастье
чревоугодие твоё и сладострастье.
Пусть ты богат, – тебя низвергнут в пыль, в потёмки,
как изваяния ненужного обломки.
* * *
Душа-вдова, как верная жена,
воскликнула: “Я сжечь себя должна, –
Ведь мы с тобой слились в одно с тех пор,
как погребальный сжёг тебя костёр”.
* * *
Сказал Кабир: “В себе вы подавите
страсть к женщине, желание соитий.
О, скольких обольстила эта страсть,
но только в ад им помогла попасть!”
* * *
Человек в змеиной коже страсти,
Как тебя избавим от напасти?
В род людской не возвратим змею,
даже голову разбив твою!
* * *
Страсть к женщине и страсть к богатству – два плода:
и в том и в этом – яд, в том и в другом – беда.
Отравишься, едва на них ты бросишь взгляд,
а если съешь, тебя погубит страшный яд.
* * *
Золото и женщина – огонь:
вспыхнешь, лишь одним взглянувши глазом.
А попробуй-ка руками тронь –
и в золу ты превратишься разом!
* * *
Искал я влюблённых, добром окрылённых, –
нигде не нашёл настоящих влюблённых:
При встрече влюблённых чудесной амритой
становится яд себялюбья сокрытый!
* * *
У тех, кто вожделением объят,
душа и ум погружены в безделье.
Так существа, что беспробудно спят,
не думают о пище и постели.
* * *
Да замолчи, Кабир, в конце концов
ты всё равно не вразумишь глупцов!
О, сколько сладострастием объятых
среди аскетов и среди женатых!
* * *
Аскет гордился: “Я превыше всех!” –
но, вожделея, совершил он грех.
Таких аскетов мне милей мирянин,
чей ум гордынею не затуманен.
* * *
Ужели ты древо порока полюбишь?
Таинственным свойством оно обладает:
Оно плодоносит, когда его рубишь,
когда орошаешь – оно увядает.
Время простёрлось над тобой