— Что же вы их не вязали?
— При Горбачеве-то и Кравчуке? Попробовали б мы только... Предателей таких масштабов, как тогдашние наши отцы-командиры, история еще не знала. Но теперь знает, того, сего и еще одного. Ты ему тоже верил?
— Нет. Не люблю подкаблучников, — ответил Борисов.
Вятич нехорошо, злобно посмеялся. Все добродушие его давным-давно улетучилось, тон стал холодным и жестким.
— Да уж, постаралась пятая колонна... Отрубили крестоносцы одну голову двуглавому орлу, оттяпали.
Борисов, подумав, сказал:
— Мой зам говорит, что это был нежизнеспособный монстр.
— Знаем, знаем про твоего зама. Демократ с биологическим уклоном. Хорошо хоть образование не позволяет ему слишком в эмпирики заноситься. Ну а ты, что думаешь, историк?
— Жалко, конечно. Пока Украина отдельно, с Россией не будут считаться на мировой арене.
— С Украиной тоже, между прочим. Придется руховцам харчи отработать. Бо крестоносцы просто так гринами не швыряются.
Юрий Николаевич пожал плечами.
— И все-таки насчет Чернобыля — это еще надо доказать.
— Не веришь. Лично мне не веришь, я вижу. На что обиделся? Я не говорю про убеждения сейчас, — Тимашов пытался поймать взгляд майора, но тот если и смотрел ему в лицо, то упирался взглядом куда-то ниже полковничьего носа. — На что? Девяносто восьмой? Тунгусское дело?
— Твоя все-таки работа? — усмехнулся Борисов.
— Моя отчасти, я и не отрицаю. Но все же обошлось, мы же вас как-никак вытащили в последний момент, а если не Тунгуска, тогда что? Прошлогодняя Оренбургская история? Прости, недоглядел, чуть было тебя не шлепнули без моего ведома. Очень было бы обидно.
— Что без тебя управились? — съязвил Юрий Николаевич.
— Грубый ты мужик, Николаич. Но хороший. Несмотря на все твои недостатки. Нет, было бы жаль, честное слово. Но ты опять выкрутился. Я поручился за тебя в Братстве, заметь. И даже где-то как-то прикрыл немного позже. Ведь это ты тогда похерил девастатор?
— А вы его все-таки заполучили? — удивился майор. — Нет, не я.
— А кто же его тогда взорвал?
— Может, он в конце концов сам взорвался?
— Ой, как мы из себя невинную овечку строим. С твоей рожей только в актеры. Тоже мне, Костолевский нашелся. Заметь, я тебя и тогда отстоял. Можно сказать, спас.
— Чем же я тебя так купил? — раздраженно спросил Борисов. — Что ты обо мне все печешься?
— Обаянием, наверное, — гоготнул Вячеслав Никитич. — Помнишь того негра в Афгане, которого ты отпустил? Сомалийца, кажется?
— А, старого знакомого? Помню. Я его в Анголе в первый раз встретил. А что, героя из себя парень не строил, борца за идею. Выложил все, что знал. Насмешил он нас тогда глупостью какой-то, я уж не помню. На войне свое чувство юмора. Командир говорит: а фиг с ним, пусть катится на все четыре х.... Кто же знал, что этот негр еще и в Афган наймется.
— Почему же ты его на второй раз не шлепнул?
— Ну как же, разве непонятно. Обаятельный человек. Неохота было.
— Так на что же ты все-таки обиделся?
Майор помолчал.
— Если у тебя такие большие связи, товарищ каменщик, — сказал он наконец — почему же ты позволил отстранить меня от оперативной работы? По сути дела, от службы? Чтобы меня из «Сигмы» поперли сразу же после ее создания? В этот чертов ГРАС засунули?
— А что, ты жалеешь? Неужели тебе скучно? — с иронией спросил Тимашов.
— Теперь уже нет... — произнес Борисов и, внимательно поглядев на полковника, осекся. — Издеваешься? Ещё и издевается, козел старый!
Он вылез из «мерседеса», постаравшись от души хлопнуть дверцей, но гибкие пружины смягчили удар. Бумаги Тимашова Юрий Николаевич, однако прихватил с собой. Через несколько шагов он остановился, прикидывая, куда их пристроить. Видимо, придется свернуть трубочкой и нести в руке. «Мерседес», как пантера, догнал майора ленивым изящным броском.
— Юрий, это не ты оставил? — из окна машины показалась красивая черная папка.
— Не я, — ответил Юрий Николаевич, но принял и папку.
— Деловой, старый хрен, — одобрительно сказал Вятич и укатил вперед.
Идентичность первой части шифровки и раскодированного текста Большаков подтвердил, добавив, что шифровка была первоначально написана на английском языке, а в нем слово «агент» имеет много значений. Остальная часть текста была записана какой-то сложной азбукой, в которой часть букв были русскими, часть — из армянского, латинского и греческого алфавитов. Многочисленные апострофы и умляуты указывали, скорее всего, на пропущенные буквы, вероятно гласные. Многообразие букв и малая длина слов указывали на то, что многие буквы обозначают целые слоги. Все это добро было беспорядочно перемешано. Осталось невыясненным, на каком все-таки языке было написано само письмо, и подобрать ключ к шифру Илье тоже так и не удалось.
Глава 5
Итоги, подведенные ближе к вечеру, были далеко не утешительными. Погибли два человека. Того, кому собаки разорвали глотку, все-таки не удалось спасти. Еще один боец — из тех, что оставались кашеварить в лагере — был убит волком, который бросился на него сверху, с крыши фургона. В тяжелом состоянии четверо — трое из числа оставшихся в лагере плюс один с простреленным боком и бедром. Да еще семеро с забинтованными руками — бойцы из них были уже никакие. По крайней мере четверым из них суждено было остаться инвалидами. Общее число потерь составило почти пятую часть отряда, и командирам групп, а также и российским наблюдателям, собравшимся на совещание у полковника Румачика, было о чем подумать. Прежде всего — о фантастически осмысленном поведении животных, использовавших приемы и уловки человеческих разведывательно-диверсионных групп. Признать их разумными? В сознании не укладывалось. Но как иначе можно было объяснить все, случившееся утром? Некоторую ясность внес Виталий:
— Для справки. У нас есть основания считать, что данная стая собак, да и, вероятно, стая волков, напавших на лагерь, были управляемыми. Их действиями руководило некое разумное существо... или несколько существ, находившихся в лесу в пределах четырех-пяти километров от мест событий.
— Что это за разумные существа? С чего вы взяли? — недоверчиво спросил полковник.
— Отвечу вначале на второй вопрос, — спокойно сказал Виталий. — Лично я это взял со слов лейтенанта Рубцовой, которой имею все основания доверять. Дело в том, что она обладает способностью ощущать тонкие биоэнергетические взаимодействия между организмами. Если угодно, можете назвать это телепатическим воздействием — хотя это не совсем точное слово.
Капитан Сивцов посмотрел на Ирину с опаской и перевел взгляд на свои руки, непроизвольно напряг и расслабил их, словно проверяя, насколько они еще действуют. Больше он на Рубцову старался не глядеть.
— По ее словам, вся стая собак была окружена как бы тончайшим облаком, которое она называет смысловым полем, — продолжил Ларькин. — Источник этого поля находился в лесу, за пределами видимости...
— Дело даже не в этом, — вмешалась Ирина. — Я бы могла установить, что это или кто это такой, не видя самого источника. Но он был слишком далеко.
— Все говорит о том, что это был очень мощный источник, — сказал Виталий. — В общем, нет никаких оснований считать собак разумными. Они подчинялись мысленным приказам этого существа. Или существ.
— Что же это за существо? — не удержался Румачик. — У вас есть хотя бы какие-нибудь предположения?
— От предположений вслух мы воздержимся, — ответил Ларькин, переглянувшись с Ириной, — пока не выясним чего-то более определенного.
— Знаем мы, что это за существа... — проворчал Сивцов. Все посмотрели на него.
— Объяснитесь, капитан, — предложил Румачик.
Виталий ждал, что последует какой-нибудь фольклор на тему местной нечистой силы. Фольклор, однако оказался иного плана.
— Если это не специально обученные, а управляемые звери, значит, они заброшены сюда вместе с людьми-диверсантами. А может, только диверсанты и заброшены, а собаки местные. Все равно это — рука НАТО или ЦРУ.
Офицеры переглянулись. Усатый морпех, носивший, как выяснилось, простую фамилию Козлович, пожал плечами.