— Потому что "герц" — по-немецки "сердце"? — подумав, спросил майор.
— Нет, просто потому что это единица измерения колебаний. Большаков вообще предпочитает говорить "раз в секунду".
Борисов покрутил головой — трудно было понять, восхищается он большаковским юмором или осуждает его. Он склонился над котелком, попробовал варево и объявил, что уха готова. Ларькин снова полез в свой рюкзак, достал булькающую фляжку и, открыв ее, передал майору. Тот принюхался и буркнул:
— Ты в своем репертуаре.
— Так ведь за успех. Дело-то, как обычно, безнадежное.
Утром Виталия разбудил голос майора:
— Подъем, группа! Через сорок пять секунд всем стоять на месте построения!
— А что случилось? — капитан не сразу пришел в себя.
— Зарядка, водные процедуры, — невозмутимо сказал Борисов. —Да и вообще, жизнь продолжается.
— Мы же в командировке, —- застонал Виталий.
— Я всю жизнь в командировках. Что бы со мной было, если б я из-за этого перестал тренироваться? Привыкай, заместитель.
Вчера им стоило немалых трудов найти подходящее место для лагеря. Пришлось долго брести вдоль берега, обходя пойменные болотца и высыхающие озера, пока они не добрались до переправы. Бурная речка прорезала в этом месте скалу, вода с ревом протискивалась между огромными камнями, по которым можно было перепрыгнуть на тот берег.
На другом берегу им пришлось некоторое время пробираться вдоль обрыва. По весне вода поднималась здесь метров, наверное, на десять. Подмытый берег был срезан как ножом. "Геологи" шли, разглядывая обнажившиеся пласты известняка, глины, торчащие из земли корни деревьев. Наконец они добрались до удобной площадки. Здесь река делала поворот, а неподалеку в нее впадал, обрушиваясь по склону небольшим каскадом, чистый лесной ручеек. Лучшее место для стоянки трудно было представить.
Виталий сделал пробежку до ручья, умылся прозрачной, словно, хрустальной водой и окончательно проснулся. Служба есть служба, зарядка так зарядка. Они занимались каждый по своей системе, привлекая запахом пота недремлющих комаров. К счастью, этих шальных голодных тварей было немного, и нескольких мазков репеллента хватило, чтобы их отпугнуть.
Залюбовавшись, как Виталий наносит в воздух резкие, почти Незаметные от быстроты удары, майор сказал:
— Техника удара у тебя хорошая... А хочешь, покажу интересный захват?
Улыбаясь, Виталий приблизился к Борисову. Мелкий гравий, больше похожий на крупный песок, пружинил под ногами, как татами. Майор сложил руки за спиной.
— Предположим, руки у меня связаны. А ты берешь меня за воротник — поиздеваться хочешь, наслаждаешься моей беспомощностью.
— Вашей? —усмехнулся Ларькин.
— Ну, предположим, ты меня не знаешь. Или распаляешь себя, знаешь, есть такие. Помотать меня хочешь, как собака тряпку. Бери. Встряхни меня за шиворот.
Виталий взялся за воротник майорской гимнастерки: в полевых условиях Борисов использовал армейское "хэбэ" вместо кимоно. В ту же секунду майор юрко провернулся под его рукой, запутав ларькинскую кисть обмотавшимся вокруг нее воротником. Вернувшись в исходное положение, Борисов головой и ключицей, как клещами, зажал руку капитана и провел болевой прием, нажав на нее сверху вниз подбородком. Уходя от приема, Виталий упал на одно колено, свободная рука его заученным движением хлопнула по гравию, как по спортивному ковру. Тогда Борисов отпустил его предплечье, поправил рубашку и спросил:
— Ну как?
— Ничего, —отряхивая гравий, сказал Ларькин. — Кстати, насчет захватов. Помните, когда нам во второй раз удалось вытащить Большакова на тренировку? Как он умудряется выворачиваться из очень жестких захватов? Я ведь его обездвижил так, что трех таких можно было удержать. А он вырвался. И от Вас тоже, хоть Вы его и поймали потом.
— Да, есть такая восточная техника. Я сам не владею, но слыхал. А у него, наверное, природный дар. Он через свои мышцы — или как-то по-другому — посылает твоим рукам расслабляющий импульс. Поэтому тебе каждый раз кажется, что ты был не готов к его рывку. А рывок он делает неожиданно даже для себя самого.
— Очередной талант.
— А что с этого таланта? Реакция у него обычная, техника не ахти, силенка тоже... Дал ему разок — и все. Так что в бою этот его дар — просто своеобразная особенность. С таким талантом ему только баб насиловать.
Виталий фыркнул.
— Надо будет посоветовать.
— Ладно, продолжим.
Тренировку Борисов обычно заканчивал кувырками: стоя на одном колене на земле, делал взмах рукой, нырял под себя, отталкиваясь второй ногой, и приземлялся в том же положении, без прыжка и без потери высоты. Проделав по десятку кувырков с каждого колена, майор поднялся на ноги и завершил тренировку несколькими дыхательными упражнениями.
— Переходим к водным процедурам, —удовлетворенно проворчал он.
Перед завтраком Ларькин снова настроил локатор. Первые месяцы Ренат потратил много часов, обучая их всех вместе и каждого в отдельности умению пользоваться разнообразной спецтехникой. Прапорщику Ахмерову эти занятия не были в тягость: ему даже нравилось выступать в роли наставника по отношению к старшим по званию. Теперь уже каждый из грасовцев мог работать с локаторами и магнитометрами, делать спектральный анализ излучения светящегося объекта, фотографировать местность в видимых и невидимых лучах, измерять уровень радиоактивности и многое другое. Объяснял Ренат грамотно и понятно. С русским языком у него вообще проблем не было, если только дело не доходило до каких-то отвлеченных понятий, не связанных ни с техникой, ни с повседневным обиходом. Тут с прапорщиком случались казусы.
На этот раз в районе нужной частоты стрелки прибора дрогнули и заплясали, указывая интенсивность излучения. Ожил экран осциллографа. В динамике послышалось монотонное гудение, похожее на печальный вой. Вой продолжался несколько секунд, затем стих, возобновился, стих, возобновился... Один период состоял из трех сравнительно коротких пятисекундных гудков и одного десятисекундного, с перерывами на полторы-две секунды между сигналами. Изменялось излучение и по частоте — Звуки стихали, словно уплывая, и Виталию пришлось пару раз передвинуть верньер в сторону более коротких волн, потом ему это надоело, и он переключил локатор на автоматическую подстройку частоты. Подошедший майор некоторое время следил за цифрами, мелькавшими на электронном табло. Частота колебаний возросла до ста тридцати килогерц, а затем стала уменьшаться.
— Переменный по частоте, характерный сигнал, — произнес Борисов. — Да, это оно. Давай определим направление.
Он повозился с локатором и компасом, сказал вначале "юго-восток", а потом уточнил "юго-юго-восток", и по интенсивности излучения определил расстояние до его источника.
— Не так уж и далеко. Километров двадцать всего, — бодро объявил он. Ларькин представил себе эти Двадцать километров и промычал что-то неопределенное.
Борисов развернул карту, поколдовал над ней и ткнул циркулем:
— Вот здесь. Ручей тут какой-то протекает. Обидно, что безымянный. Уж больно у здешних ручьев названия экзотические. Впадает он в реку Хушмо. Ну, что, капитан, позавтракаем — и вперед?
К полудню грасовцы прошли больше половины пути. Прошли бы и ещё больше, но по дороге их занесло в разветвленное не обозначенное на карте болото.
Пришлось долго выбираться и обходить. Когда они вышли на возвышенность, Ларькин порадовался:
— Все равно хорошо, что это излучение не объявилось зимой.
— Да. Вряд ли при минус пятидесяти здесь уютней, — отозвался Борисов. Должно быть, неопознанные объекты тоже не выдерживают сибирских морозов.
Здесь участки леса чередовались с обширными пустынными равнинами и пологими каменистыми холмами. Борисов и Ларькин шли, огибая с юга кратер древнего вулкана, окруженный старыми разрушенными горами. Через час они вступили в лес — большие таежные деревья росли здесь редко, давая волю подлеску: березе, иве и кустарнику. Остановились, сверились с показаниями локатора. Заунывные сигналы продолжались.
— Ещё километров пять-шесть, — не слишком уверенно сказал майор.