Утром проснулся, как будто с похмелья. Не то, чтобы с сильного, но есть. Голова гудит, шум какой-то в ушах, вроде гула такого ритмичного. И вообще некоторая раскоординация движений. Встал, развел костерок, поел, опрокинул на всякий случай сто граммов — вроде, полегчало. В смысле, гул поутих. Но как-то меня резко с этих ста граммов взяло, как будто не сто выпил, а все триста. Марево такое радужное по сторонам, и настроение отличное — полная эйфория. Ну думаю, сейчас с полчасика полежу, голова на место встанет, и пойду себе с богом. Вот я и лег обратно на этот самый мох. Лежу, пою себе какие-то идиотские песенки и вдруг вижу — летит бабочка. И так она мне понравилась, эта бабочка, что никак я ее не хотел из поля зрения упускать. Летает, порхает, крылышками машет, с солнечными зайчиками играет. Следил я за ней, следил, и вдруг до меня доходит, что лежу я тут уже, наверное, битый час, а бабочка эта все так у меня над головой и кружится. Стал я внимательнее за ней наблюдать. А потом понял, что наблюдать-то нужно не за ней, а за собой. Потому что как только долетала эта бабочка до края моего поля виденья, до радужной этой самой зоны, тут я ее практически усилием воли разворачивал — невольно—и заставлял лететь обратно. Вот так и гонял ее, бедную, битый час.
Отпустил я ее с миром и пошел себе дальше. А потом меня мысль заела — а что бы мне еще на ком-нибудь не попробовать. А вдруг, родилось во мне какое- то необыкновенное умение, а? Ну высмотрел я вверху, в ветвях птичку маленькую — не знаю какую, я в них не разбираюсь. И говорю ей — иди сюда. Она смотрит на меня и знай себе по веткам скачет. Ах так, говорю. И ну ее глазами есть, и тянул ее на себя, тянул... Она еще посидела немного, а потом как вспорхнет — и прямо ко мне и зависла прямо у меня перед лицом, крыльями бьет, а сама пищит — напугал я ее страшно. Потом отпустил и ее.
И вот так развлекался я в тот день до вечера. То муху прицеплю, то комара, то гусеницу заставлю ползать взад-вперед по веточке, да еще и команды ей отдаю: напра-о! нале-о! Вот бы кто на меня тогда посмотрел, на старого дурака. Но радости было! Как будто вчера родился. И мир такой ласковый, и всякая тварь мне сама навстречу спешит, и я им всем рад. Вот, думаю, оно, настоящее счастье. Вот как, думаю, должен по совести жить человек. Вот чему должен я учить тех, кто согласится меня слушать. Вот он — выход из тупика.
Заночевал я где-то у ручейка, где пришлось. А утром просыпаюсь — и как рукой все мои новые умения сняло. Пыжусь, глаза пучу, а муравей как бежал себе по дереву, так и бежит. И на меня — ноль внимания. Тогда я стал восстанавливать все то, что было у меня в предшествующий день и — естественно — дошел в конце концов до этого волшебного мха на поляне. И следующую ночь я провел все там же, во мху. И наутро, как по мановению волшебной палочки, снова ко мне все вернулось.
Я запомнил место — и даже составил свою карту, чтобы не забыть. Наши все карты неточные, особенно те, которые хотя бы краем касаются Чернобыльской зоны. Потом выбрался из зоны и поехал обратно в Минск. А пока ехал, меня посетила еще одна мысль. А что, если это не я при помощи мха открыл в себе эти способности? А что если тамошний кризисный биоценоз распознал их во мне и первым пошел со мной на контакт? А что, если это рука, протянутая макроорганизмом микроорганизму? Рука, которая предлагает помощь и возможность вместе выжить, не убивая и не калеча друг друга?
Однако первым делом нужно было разобраться с биологической и с биохимической природой того, что со мной там в лесу произошло. То, что это было подобно воздействию какого-нибудь психотропного наркотика, я понял почти сразу. Так что оставалась вероятность того, что все мои игры в мага и волшебника были просто наркотическим бредом. Нужен был специалист, и нужен был контрольный эксперимент. Причем специалист нужен был в доску свой, чтобы никому не проболтался. И тут, как ни крути, все сходилось на Вале Колеснике. Он и биохимик, он и человечек свой, да и идеи мои ему, судя по всему, были достаточно близки.
Буквально через неделю отправились мы туда уже с ним вдвоем. Место нашли безо всяких проблем — мох тот же и полянка та же. И принялись экспериментировать. В первый день лег спать во мху, а Валя, для контроля, ушел километра на два в сторону. Утром встретились. Как, говорю, себя чувствуешь? Он говорит — нормально. А вы? И я нормально. Гул есть, радужная пленка есть. Давай пробовать? Давайте. Он достал видеокамеру — но я снимать ему запретил. Пленка — уже документ, а мы с ним оба в республике люди подозрительные. Засадят в психушку, да еще наркотики к делу пришьют.