– Твой кузен сбивает меня с толку, – выдохнула она.
Слеза медленно скатилась по щеке, когда она мягко провела пальцами по изящной гравировке.
Светлой памяти Нимфадоры “Тонкс” Люпин
14 февраля 1973 – 2 мая 1998
Дочь, Мать, Жена и Друг
Bella Detesta Matribus**
________________________________________
*коричневый соус (из муки, масла, бульона)
** Войны прокляты матерями (Гораций)
14 февраля 2001 года
Зима в этом году была поздней, так что кое-где по-прежнему лежал снег, украшая своей мягкой периной надгробия.
Гермиона и Драко уже почти десять минут стояли в полной тишине. Девушка опустила глаза и увидела, что он сжимает розу замерзшей рукой. Она запустила руку в карман и извлекла пару перчаток, одолженную при первой встрече.
– У тебя руки замерзли.
Он удивленно изогнул бровь, но протянул руку, чтобы их взять, и на секунду их пальцы соприкоснулись, от чего у Гермионы по спине побежали мурашки. Его холодное прикосновение обожгло кожу.
– И тебе понадобилось лишь два года, чтобы вернуть их, – проворчал он, вновь развернувшись к могиле. – Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Вновь в воздухе повисло молчание, и Гермиона поспешила разрушить его:
– Можно кое-что спросить?
Он странно на нее посмотрел, а затем медленно кивнул:
– Давай.
– Почему ты здесь сегодня?
– По той же причине, что и ты, думаю, – пожал плечами он. – Сегодня ее День Рождения, но большинство людей навещают могилу в день ее смерти. И также не многие захотят провести День святого Валентина на кладбище, а мне приятнее быть здесь одному.
– Но ты не один, – заметила она, – я тоже здесь.
Его губы дернулись.
– Возможно, я не слишком возражаю против твоего присутствия, – сказал он спокойно, но у Гермионы была лишь секунда, чтобы осознать его слова, прежде чем он продолжил. – И Уизли совсем не против, что ты проводишь День святого Валентина на кладбище?
– Ну… вообще-то… ммм…он, – начала заикаться она, по-прежнему пытаясь осознать прошлую фразу. – Вообще-то он не знает, что я прихожу сюда.
– Не знает? Stupefy запустила в него перед уходом?
Девушка не смогла сдержать улыбку.
– Нет, и мне, так или иначе, никогда не нравился День святого Валентина. Если ты кого-то любишь, один день ничего не значит. Я просто говорю Рону, что работаю.
– Почему не говоришь, что приходишь сюда?
– Потому что он тоже захочет прийти, – объяснила она. – И как ты сказал: я тоже предпочитаю быть здесь одна.
– Разве что ты не одна.
Она мягко улыбнулась и пожала плечами:
– Возможно, я тоже не против твоего присутствия.
Молчание, повисшее на этот раз, было почти уютным, и Гермиона заметила, что в этом году Драко выглядит более здоровым. Хотя его кожа по-прежнему была очень бледной, он выглядел посвежевшим, а глаза уже не казались мертвыми, в них появился огонек, будто он снова начал замечать происходящее вокруг. Будто и правда видел ее. Изменения были едва заметны, но по какой-то причине они немного успокаивали.
– Расскажи мне о ней.
– Ее любимый цвет – фиолетовый.
– Что-нибудь еще.
– Ее любимый вкус драже Берти Боттс – зефир.
– Еще.
Гермиона задумалась и посмотрела ему в глаза.
– Думаю, она была бы счастлива узнать, что ты ее навещаешь.
Он скептически хмыкнул, но не ответил. Они оба вновь перевели взгляд на надгробие, и девушка проглотила комок, подступающий к горлу. Слезы, стоявшие в глазах, были непохожи на прошлогодние, и она быстро смахнула их рукавом, но это не осталось незамеченным.
– Почему ты плачешь? – спросил Драко.
Она глубоко вдохнула, чтобы выровнять голос.
– Потому что я не плачу от того, что скучаю по ней, и от этого мне стыдно.
Он нахмурился и с минуту размышлял над ее признанием.
– Время лечит, – отрешенно произнес Драко, будто говорил не с ней. – Не вини себя за то, что справляешься, ты не можешь носить траур вечно. Ты боец, Грейнджер. Я знаю это.
Она практически физически ощутила значение этих слов, которые теплой волной накрыли и успокоили. Гермиона попыталась найти в его глазах хоть какой-то намек на неискренность, но его там не было.
– Ты так изменился, – выдохнула она, нервно кашлянув, когда Драко недоверчиво изогнул бровь. – Я хотела сказать, ты стал другим… и это что-то вроде комплимента.
– А ты не слишком изменилась.
– Это хорошо?
– Это не было оскорблением, – произнес он, отводя взгляд. – Так что… Можешь тоже считать это комплиментом.
– Тогда спасибо, – улыбнулась девушка.
Он кивнул, вновь извлек черную розу и положил на надгробие. Поднимаясь, он на секунду задержался, бросив на Гермиону едва заметно расстроенный взгляд.
– Увидимся в следующем году, – просто сказал он и ушел.
Дождавшись, когда смолкнут шаги, Гермиона развернулась к могиле Тонкс и смущенно улыбнулась.
– Не так уж он и плох, да?
14 февраля 2002 года
Из под опущенных ресниц Гермиона наблюдала за Драко, отмечая запавшие щеки и мешки под глазами. Он был бледен, но не так, как в прошлом году. Он не напоминал фарфоровую статуэтку: бледность была почти болезненной, что неудивительно, учитывая написанное в газетах, хотя она ожидала худшего.
Они не проронили ни слова с момента, как девушка присоединилась к нему у могилы Тонкс. Молчание было гнетущим, и Гермиона чувствовала почти физическую потребность нарушить его.