Бабуля стояла у окошка, выгнув худую шею, в белой рубахе до пят, как привидение.
– Совсем распустила свою крысу, старая дрянь, – сообщила она, не оборачиваясь к Юрику, вся отдавшись наблюдениям. – Прям под окнами ссыт.
Юрик не ответил. Где рецепты? В глаза их не видел. Видел, как врач писала их, потом объясняла подробно – и все.
– Каждый кустик изгадила! – комментировала бабуля. – И ведь столько их развелось, собашников этих. Куда ни встань – куча. Сказал бы хоть ты ей, паскуде. Она добрая, тебя-то послушает. Подальше бы пусть отводила… Во, во, опять! Глаза бы не глядели!
– Сама бы и сказала, – пробормотал Юрик и тут же подумал: ох, зачем же я отвечаю…
– Мне-то нельзя, Юрочка, мы ж подружки… – она так и не отворачивалась от окна.
– Странная у тебя логика, – язвительно заметил Юрик.
– Тебе все мое странно, – ответила бабуля добрым голосом. – Ты еще мальчик, а я уж целую жизнь прожила, да какую… – она переступила с ноги на ногу, но к Юрику так и не повернулась. – И все работаю, сама себя кормлю… Не дай тебе бог, внучек, моей жизни…
– А тебе – моей, – огрызнулся Юрик.
– Во, во, ух тварь какая!
– Смотри ты или молча, или уйди! Сама ведь говоришь, противно!
Бабуля отлепилась наконец от окна и прошла к постели.
– Уж не глядел бы на меня, в рубахе-то… Не стыдно тебе?
Что мне надо было, мучительно вспоминал Юрик, зачем я шел? Он растерянно смотрел в стену. Ах да! Рецепты!
– Бабуль, а куда она рецепты бросила? – спросил он. Ни на столе нет, ни на кресле, ни на подоконнике…
– Какие рецепты?
– Ну, доктор приходила, выписала рецепты на уколы, таблетки…
– Та ты их с собой взял, – радостно напомнила бабуля.
– Понимаешь, – Юрик покраснел, – я их забыл, ушел, а их не взял, торопился…
– Взял-взял, – заверила бабуля, тщательно упаковываясь в одеяло. Кровать скрипела и ходила ходуном от ее грузных неловких движений. – Я помню, как же! Пришел, покричал на меня, а после взял да убежал. Где ж матка-то пропала? Уйдет на пять минут, а нету – час…
Юрик прикрыл глаза и сделал глубокий, медленный вдох.
– Я их не взял, – тщательно выговаривая слова, повторил он. – У меня пустые карманы, только ключи. Отдай рецепты.
– Потерял? – миролюбиво догадалась бабуля. – Да не огорчайся, ну их. А маме я уж не скажу…
– Я не потерял! – закричал Юрик. Опомнился. Проговорил тихо и напряженно. – У меня их нет. Куда ты их дела? Отдай сейчас же!
– Да ты не волнуйся так, Юрочка. Эка важность. Какие старой старухе уколы, ей помирать пора. Ты книжку читал, вот и иди, учись, дело важное, тебе еще жизнь жить…
– Отдай рецепты!!! – не своим голосом завопил Юрик, приседая.
Бабуля обернулась, блестя выступающими слезами.
– Опять старуха виновата, – всхлипывая, выдавила она. – Конечно, кто ж за меня вступится-то. Сыночек мой в трудах, в разъездах, кормит вас, чтоб вы с книжечками валандались да с голоду не мерли. Матка всякий поклеп рада возвести. Ну и ты, махонький, туда ж… – она вытерла глаза рукавом. – Кому я нужная, всяк рад унизить. Сам потерял, а все я… – она плакала все сильнее. Запустила руку по подушку, вытащила платок, приложила к жалобно сморщенному лицу, вся сотрясаясь от тихих, горьких рыданий. Из-под подушки, увлекаемый платком, вылетел ком бумаги. Быстрее молнии Юрик пал ему наперерез. Тут были все три рецепта.
– Как это называется? – спросил Юрик, потрясая ими.
Бабуля отняла платок от глаз и уставилась на рецепты.
– Это? – слезы текли ручьем. – Это? Вот дура беспамятная, сама спрятала и сама забыла… Кому я такая нужна. Посмотрю я на тебя в мои-то годы…
– Не посмотришь, – сказал Юрик, выходя. – Сдохнешь.
Лифт был занят. Налегая всем весом на узенькие перила, волоча ногу, Юрик стал осторожно спускаться. Навстречу ему взлетел задорный цокот, мелькнула мимо Женька, бывшая одноклассница, бойко бросив:
– Привет!
– Привет… – он воззрился ей вдогонку. Она повернулась к Юрику, залихватски отставив левую ногу, приспособив алую туфельку на одной из перильных опор. Юбочка на ней была не длиннее набедренной повязки, стояла Женька сверху – загадочный сумрак внутри юбки завораживал, как русалочий омут. Юрик отвел взгляд выше, покраснев. Она засмеялась.
– Ты куда смотришь?
Он молчал, пунцовея и глядя на ее рот – яркий и веселый. Но это было еще хуже. Юрик подглядел однажды, как в девчачьей раздевалке школьного спортзала Женька отчаянно целовалась с Кошутиным, и теперь, видя ее губы, всякий раз жарко думал: а как это – прикоснуться к ним своими… Какая она была красивая, веселая тогда. Они все такие веселые! А маленькие руки так нежно гладили затылок и плечи того! Юрик совсем отвел взгляд.