Антошкины глаза вспыхнули звездами.
— Да! — заговорил он так торопливо, что слова запрыгивали Друг на друга. — Я такая птица с круговым крылом, потому что живу в горах, летаю высоко и мне нужны большущие крылья…
— Ничего не выйдет, — сожалеюще сказал Симагин и отбросил спичку. — Ты будешь не маневренная птица, сможешь только парить. А во-вторых, ты будешь не быстрая птица, потому что возрастет сопротивление воздуха.
— А как же? — разочарованно спросил Антошка.
— Давай разберемся. Если бы размах крыльев у тебя был этак втрое больше длины тела, тогда бы все, наверное, получилось. Только помни, что ты не можешь просто взлетать. Крылья длинные, не взмахнуть, сидя. Ты прыгаешь с уступа твоих гор и раскрываешь крылья уже в воздухе. А еще у тебя, как у летучей мышки, ультразвуковой локатор. Так что ты можешь ночью спокойно прыгать вниз, летать и находить гнездо с безошибочной точностью.
Антошкины глаза разгорелись вновь. Собственную безошибочную точность и прочие колоссальные возможности он очень любил.
— А где локатор? Симагин вкратце объяснил.
— Во здорово! — Антошке уже не терпелось бежать к ребятам, но он ждал, что Симагин еще что-нибудь придумает.
— Ну и, наконец, совершенно необходимая птице вещь — руки, — поразмыслив, добавил Симагин. — Лапами да клювом много не наработаешь. Предположим, у тебя сохранились пальцы в изломе крыла, вот здесь, — Симагин похлопал себя по локтю. — Раньше действительно бывали такие птицы. Ты можешь заниматься делом, не занимая рта, и постоянно все вокруг прощупывать локатором, чтобы не подкрались охотники.
— А что, что ли охотники меня боятся?
— А собственно, зачем им тебя бояться? Ты ведь не людоед.
Антон прыгнул с уступа и, плавно размахивая громадными крыльями, повизгивая локатором, полетел в горы. «Я вас вижу! — тоненьким голоском закричал он.
— Ночь, вы меня не видите, а я вас вижу!»
— «Это почему?» — подозрительно спросил Вовка, не любивший новаций. Антон принялся объяснять, захлебываясь от восхищения собой. Симагин послушал: удовлетворительно. Наверное, я через Антошку доигрываю то, что в детстве сам не доиграл, подумал он и обернулся на дом. На их этаже было еще солнечно, часть стены просторной солнечной пластиной вываливалась из синевы неба. Симагину показалось, что он увидел Асину голову, мелькнувшую за стеклом. Подошла Вовкина мама, Симагин никак не мог запомнить ее имени. Они поздоровались. Она стала рассказывать Симагину, какой Антоша фантазер, и спрашивать, не боится ли Симагин столь быстрого развития. Симагин сказал, что боится только медленного развития. Она стала вкрадчиво допытываться, как это Симагину удалось полюбить чужого ребенка — удивительно нудная женщина. В это время детишки начали ссориться. «Я в тебя стрельнул и подранил, подранил!» — въедливо кричал Вовка, размахивая своим невыносимо трескучим пластмассовым автоматом. «Меня нельзя ранить! — возмущался Антошка. — Я самый могучий, я все вижу и летаю быстрее пули, и оружие от меня отскакивает!..»
— Антон! — громко сказал Симагин. Антошка, осекшись, обернулся. — Друг мой, что делают с хвастунами?
Антошка надул губы, поняв, что Симагин принял сторону его противников, но ответил правильно:
— Выкидывают в безвоздушное пространство.
— Не забывай об этом, — мягко сказал Симагин и назидательно поднял замотанный лейкопластырем палец. Антошка умолк и стал мрачно слушать, как охотники обсуждают, куда могла спланировать подраненная гигантская птица и как добраться до нее по кручам, покуда она не очухалась. При этом оба изображали, что смотрят в бинокли. И девочка долго слушала, а потом, очень стесняясь, тихонько сообщила: «А я тоже буду птичка, Тошина сестренка, и его отнесу в гнездышко…» Парни запротестовали: охотники не хотели упускать случай добраться до птицы, Антошка не хотел терять свою неповторимую индивидуальность. Симагин открыл было рот поведать ему о коллективизме и о том, что уникальная птица, как бы она ни была могущественна, в конце концов обязательно достанется охотникам, но сдержался — он и так вмешивался слишком часто. Вовкина мама говорила что-то о том, какой Тошенька послушный. Симагин кивал.
Ася сняла пену с кипящего бульона и подошла к окну. Вкусный завтра суп будет, подумала она с удовольствием. Погруженный в тень зеленый двор со свечками молодых берез и цветными разливами сирени и шиповника был как на ладони. Бегали дети. Симагин, отложив книгу, беседовал с Викторией из двадцать шестой квартиры. Стоит Симагину выйти с Тошкой на улицу, она тут как тут. Ася опять почувствовала мерзкий холод. Симагин, подумала она. Он разговаривал, Виктория слушала. Гусыня рыжая. Ася прикрутила газ под бульоном. Оглядела лежащие в раковине мокрые бурые картофелины, поверх которых жутко скалился окровавленный нож. Симагин вызвался почистить картошку, тут же раскроил себе палец и был изгнан из недоступного ему быта. Стремительно Ася вышла из кухни. В спальне, запустив руку в «свой» ящик, среди колготок, женских таблеток и прочей требухи нащупала припрятанную пачку. Выдернула сигарету. Потом, махнув на все рукой, — вторую. Нелепо боясь, что кто-то — Симагин, кто ж еще! — гневно рявкнет сзади, она затолкала ящик, содрала с вешалки платье, в котором ходила сегодня в парк, и, закрывшись на кухне, бросила платье под дверь, чтобы дым не просочился в комнаты. Торопливо закурила. Долго полоскала легкие отравой. Выдохнула к форточке. Какая узкая форточка! Светящийся в лучах солнца дым клубился безмятежно, не спеша. Его медлительность сводила с ума. Симагин придет — а он тут клубится! Руки дрожали. Прямо кур воровала. Ох, Симагин.