Следующий час проходит быстрее, чем первый. Мы переходим от пистолетов к ружьям, к снайперским винтовкам и остальным типам оружия. К нам подходит Теренс, когда мы принимаемся за последний стол.
— Остальные коробки содержат новое, экспериментальное оружие. Это секретная информация. Если хоть кто-нибудь проболтается… что ж, вы можете представить, что случится. Первая группа, — произносит он.
Мы подходим к столам и вынимаем серебряные ружья, похожие на винтовки, только они меньше и определенно легче. Я взвешиваю в руках оружие, проверяя его на вес, и возвращаюсь на свою позицию. Несмотря на легкость, это ружье должно быть мощным. Урок старика Ньютона я усвоила уже давно — у каждого действия есть равносильное противодействие. Как бы сильно оружие не выстрелило, я все равно почувствую отдачу, и я не хочу поставить себя в неловкое положение, закричав или, еще хуже, упав назад.
Я жду, пока кто-нибудь выстрелит первым. Стреляет Джексон: на экране возникает пятно, а затем вспышка. Комната застывает в тишине. Любой вид оружия быстро запускает снаряд, но это что-то совершенно иное. Перед нами лазерное ружье, которому вообще не нужны патроны. Оно стреляет с нереальной скоростью, в том, что оно создано для атаки Древних, нет никаких сомнений.
Я ставлю ноги на ширину плеч и сгибаю колени. Палец обвивает курок и БАМ! Из-за отдачи я делаю шаг назад, и со страхом смотрю на ружье. Мои руки трясутся от потрясения. Остальные тоже чувствуют это и, точно так же как и я, не сводят глаз со своего оружия. Джексон продолжает стрелять. Он выглядит решительным и раздраженным. Он поражает цели одну за другой, затем резко опускает руку с ружьем. Он забрасывает оружие обратно в коробку и возвращается обратно в строй. Теренс подходит к Джексону и что-то ему говорит, после чего парень выходит из зала.
Я возвращаюсь на позицию и стреляю снова и снова, пока не попадаю во все цели. К тому времени, как я заканчиваю, кончики пальцев кажутся наэлектризованными. После того, как я возвращаю оружие на место, ко мне подходит Теренс.
— Прекрасная работа, Александр. Отец гордился бы тобой. Можешь возвращаться в школу.
Полагаю, то же самое он сказал и Джексону. Я выхожу из спортзала и вижу Джексона, прислонившегося к стене.
— Ты знаешь, что они делают, не так ли? — спрашивает он.
— Да, — Отвечаю я.
Парламент знает, что Древние атакуют. Преждевременная подготовка может означать только то, что они собираются быть готовы. В этом зале всем ребятам лет по семнадцать, прямо как мне, и нас собираются отправить на войну. Солдаты. Вот кто мы.
— Я устала, — говорю я, прислоняясь к стене рядом с ним.
— У нас есть несколько часов до твоей тренировки с Сибил, — произносит Джексон. — Хочешь прогулять занятия? Все равно осталось лишь два урока.
Уже через десять минут мы едем на электроне в сторону Торгового района, единственной части Сидии, где товар можно купить сразу, вместо того, чтобы заказывать на дом. Это очень старый и необычный район, и мои лучшие детские воспоминания связаны именно с этим местом. Я, Гретхен и Ло постоянно гуляли по этому району, выпрашивая у продавцов конфеты, игрушки и прочие радости жизни.
Джексон берет меня за руку, когда мы выходим из электрона, и я тут же расслабляюсь. Благодаря нему, я чувствую себя сильной, чувствую, что я не просто дочка главнокомандующего Александра. Жить в тени отца — не просто. Что бы я ни делала, я никогда не буду в этом достаточно хороша. Меня никогда не будут рассматривать как отдельную от отца личность, способную самостоятельно добиться успеха. Все, что я буду делать оставшуюся часть жизни — это оценивать и сравнивать с тем, как бы это сделал мой отец.
Мы доходим до окраины района, и вдруг лицо Джексона бледнеет. Он заталкивает меня в пекарню Декадент — мою любимую — прямо, когда президент Картье и ее окружение проходят мимо нас. Джексон опирается о кирпичную стенку, постепенно сползая на землю.
— Ты в порядке?
— Да, почему нет?
— О, я не знаю. Только что прошла твоя мама. Она не сказала привет, не спросила, как прошел твой день, и даже не посмотрела в твою сторону. Вполне нормально из-за этого расстраиваться и переживать.
— Почему я должен переживать? — Он вскакивает на ноги. — Она от меня избавилась, бросила. И как мне это понимать? То, что исходит от семьи Картье, определенно не называется любовью.
Он ударяет стену, выбивая кирпич, затем поднимает его и швыряет в переулок.
— Эй. — Я тяну его за рукав так, что ему приходится посмотреть на меня. — Возможно, она хотела бы тебя узнать. Возможно, ее заставили не видеться и не разговаривать с тобой. Возможно, это не было ее решением. Ты не знаешь наверняка, бросила ли она тебя. Ты не знаешь наверняка, что она тебя не любит.
— Как бы то ни было, это не важно. В любом случае, мне не позволено с ней видеться.
— Кто это сказал?
— Люди, которые управляют моей жизнью, вот кто, — говорит он, теребя волосы. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— У меня есть идея получше, — произношу я. — Давай пройдемся по магазинам и наберем множество десертов и конфет. Хочешь?
Спустя несколько минут, мы уже идем по улице по направлению к парку, держа в руках мороженое в вафельном рожке. Конечно, в нем нет ничего настоящего. Но хоть оно и полностью синтетическое, по вкусу его ничем не отличить от настоящего. Я ела его несметное количество раз. А все потому, что моя мама — сладкоежка. Джексон так быстро прогладывает свою порцию, что мне остается только предположить, что до этого момента он ни разу не пробовал мороженое. Я хочу его спросить, но понимаю, что будет не вежливо обратить внимание на то, что снова может его огорчить. Ло определенно ел мороженное, как синтетическое, так и настоящее. У него есть возможность попробовать все это и у него есть мама. Должно быть, для Джексона это тяжело, признает он это или нет.
В парке растут деревья, настоящие деревья с оранжевыми, красными и желтыми листьями. Люблю осень. Люблю, как мир меняет цвета, словно в сказке.
— Это ничто по сравнению с Лог. Ты должна ее увидеть.
— На что это похоже?
— Она полна жизни и красок круглый год. Думаю, тебе бы понравилось.
— Расскажи мне о ней.
Джексон вытягивается на скамейке, его лицо погружается мысли.
— Нас меньше, чем землян. У нас такая же система обучения, как и у вас, и даже такая же рабочая система, только лоджиане могут выбирать свою будущую профессию. Нас не заставляют так, как это делают здесь.
Я инстинктивно хочу с этим поспорить. Нас не принуждают. Наше рабочее место определяют наши способности и запросы общества, но я знаю, что это не мои слова, а отца, засевшие глубоко во мне. Я продолжаю молчать, желая узнать, действительно ли мы такие плохие, какими нас видит Джексон, или же их вид обработал его так же, как наш обработал меня.
— Большинство, — продолжает Джексон, — занимается сельским хозяйством. В правительстве слишком много обмана, а что касается армии, то, так как мы миролюбивы от природы, никто не хочет туда идти. Зевс все время этим не доволен.
Я наклоняю голову.
— А что насчет твоей семьи?
Джексон напрягается.
— Что бы ты хотела знать?
— Что ж, для начала, чем они занимаются? Они, военные, как и ты? Полагаю, что RES — это что-то, связанное с армией.
Он взвешивает вопрос долгое время.
— Думаю, можно сказать, что это смесь всех четырех направлений. — Затем он стучит по часам. — Почти время тренировки. Нам лучше вернуться.
— Значит ли это то, что мой отец попросил тебя вернуться? Я переживала, что ты не появишься на тренировке, что он выгнал тебя из программы.
— Нет, я получил письмо об утренней тренировке так же, как и ты. А что будет сегодня, я не знаю. Он вызвал меня к себе. Понятия не имею, что он хочет.