Ло наклоняется ко мне и вздрагивает.
— Это не хорошо. Возможно, ты не единственная…
Я поворачиваюсь к нему лицом, мурашки пробегают по моей коже.
— Что единственная?
Он не отвечает. С каждой секундой тишина приближает меня к реальности. Я откидываюсь на спинку сидения, заставляя свой мозг искать ответы. Затем у меня проскальзывает мысль, настолько странная, что просто сложно в нее поверить. Я не могу быть… Невозможно. Мысли и воспоминания пробегают передо мной в хаотичном порядке, одна за другой: сны, изменения, то, как Джексон сказал, что ксилема размножается. Я предполагала, что я на какую-то часть Древняя, может, на треть. Кроме того, у меня не вышло заживить рану, после того, как я себя порезала, когда Древний смог бы это сделать. Но если я плохо себя чувствую, это должно значить…
Ло выносит меня из электрона и идет по направлению к моему дому. Гретхен врывается во входную дверь, зовя мою маму. Ло помогает мне устроиться в гостиной, приносит воды и садится напротив меня. Никогда в жизни я не видела его таким нервным и напуганным.
— Я смогу с этим справиться, — говорю я.
Он кивает.
— Я знаю.
— Тогда в чем проблема?
— Я не могу. — Он кусает губу и потирает подбородок. — Это я во всем виноват.
— Ты виноват?
— День взрыва, — говорит он. — Помнишь?
— Немного. Джек… — я обрываю себя. — Он сказал, что исцелил меня. Ты не виноват.
— А вот и нет. Ты кричала. Я боялся, что ты умираешь. Поэтому я упросил его это сделать. Он не хотел. Я заставил его, а теперь… — Он берет меня за руку. — Мы что-нибудь придумаем. Не переживай.
Что-нибудь придумаем? Здесь нечего придумывать. Я на какую-то часть Древняя, может, даже наполовину. В моем теле течет ксилема, размножаясь каждую секунду. В воздухе распылили нейротоксин, и прямо сейчас я его вдыхаю. Это ведет к одному достаточно неприятному факту: скоро я умру. Вопрос только в том, как долго мне осталось жить?
Глава 25
К тому времени, как мама приходит с работы, болезнь поглощает меня. Гретхен и Ло поднимают меня в мою комнату и остаются, чтобы помочь добираться до ванной и обратно. Каждые несколько минут они просят позвонить моим родителям. Я думала, что сама справлюсь. Думала, что мне станет лучше, или я привыкну к ужасному изнеможению. Но каждая следующая секунда намного тяжелее предыдущей, и прямо сейчас я хочу, чтобы мама вернула меня в нормальное состояние.
Гретхен приводит ее ко мне в комнату, и я могу сразу сказать, что она в полнейшем ужасе. В городе становится все беспокойнее. Оперативники выставили охрану по всему периметру, они все вооружены, и им приказано стрелять в каждого, кто выглядит подозрительно. Я не уверена, от кого они обороняются. Полагаю, от армии Древних, значит, несмотря на нейротоксин, они боятся, что Древние найдут способ атаковать.
Но если в городе еще остались Древние, то почему нет ни единого признака их присутствия? Как минимум, я ничего не слышала об одном их представителе… Я стараюсь игнорировать боль в груди, возникающую при мысли о нем. У меня не было возможности сказать ему прощай. Прощай. Я и не думала, что такое произойдет. Сейчас мне плохо, а он меня бросил. Нет ни единой причины верить, что мы когда-нибудь снова увидимся.
Я гляжу в никуда, игнорируя мамин тревожный взгляд. Она кладет руку мне на лоб, смотря на мои щеки.
— Ты слишком бледная, — произносит она с сильным беспокойством в голосе. — Когда тебе стало плохо? Ты съела что-нибудь не то? Ты…
— Мама, я на какую-то часть Древняя, может, даже наполовину. Мы не уверены.
Ее голова резко дергается.
— Что? Это не возможно. Будь серьезна. Что с тобой произошло?
— Она говорит серьезно, миссис Александр, — говорит Лоуренс.
Мама переводит на него взгляд, а затем на Гретхен, которая кивает головой в знак подтверждения его слов.
— Нет, это не так. Говорю тебе, это невозможно.
Все молчат в течение одной долго секунды, не зная, как ее убедить. Я внезапно понимаю, что надо сделать, чтобы она поверила.
— Мама, это действительно так. Посмотри на мои глаза. Они должны быть такими же изумрудными, как и у тебя, но…
Мама подносит ко рту дрожащую руку, ее глаза наполняются слезами.
— Я не понимаю. Как это с тобой произошло?
— Мне жаль. Я…
К шее подступает жар, и я бегу в ванную, надеясь справиться с тошнотой. Мама следует за мной, придерживая мои волосы и говоря себе что-то шепотом, а мне становится только хуже и хуже. В итоге мое тело падает на пол ванной, и холодный кафель успокаивающе прикасается к моему лицу, пылающему от жара.
Гретхен вбегает со стаканом воды, помогая мне сделать небольшие глотки. Я делаю глубокий вдох, потом еще один и закрываю глаза. Через несколько секунд мама помогает мне встать и проводит обратно в кровать.
— Я сейчас вернусь, — говорит она. — У меня есть кое-что, что может тебе помочь. Посмотришь за ней? — спрашивает она Гретхен, пристально смотря на нее и Ло.
Как только она уходит, Гретхен оказывается рядом со мной.
— Как много ты хочешь, чтобы она узнала?
— Сейчас это не важно. — Я тянусь к воде, но останавливаюсь на полпути, замечая, что моя рука трясется так сильно, что я просто не смогу удержать стакан. — Я слишком сильно устала.
— Позволь мне помочь, — говорит Гретхен, поднося стакан к моим губам. В любой другой раз я бы смутилась, прося кого-нибудь о помощи, но прямо сейчас у меня совершенно нет сил и желания делать хоть что-нибудь. Ненавижу это состояние. Ненавижу то, как слабо себя чувствую, как слабо выгляжу. Больше всего ненавижу то, что согласилась бы провести в таком состоянии всю оставшуюся жизнь, если бы только могла снова увидеть Джексона и спросить его, было ли все действительно ложью.
Я тяжело опускаюсь на подушку, позволяя глазам закрыться. Такое ощущение, что думать о нем легче, когда другие не видят моих глаз и поселившееся в них страдание. Мне интересно, во всем ли был прав отец. Может, Джексон и использовал меня для получения информации. Если так, то, полагаю, это сработало. Но все же… один за другим обрывки воспоминаний пролетают перед глазами, каждое болезненнее предыдущего.
Все казалось таким настоящим.
Мама возвращается ко мне в комнату, держа в руках металлический чемоданчик, размером с планшет для записей. Она начинает вести себя, как настоящий химик. Она открывает чемоданчик, выпуская холодный воздух. Внутри лежит двадцать маленьких пузырьков с жидкостью. Она запускает руку в чемоданчик, достает пузырек с голубой жидкостью и распаковывает новую иглу и шприц.
— Для начала я постараюсь остановить рвоту, а потом мы разберемся, как устранить заражение.
Она находит изгиб моей руки и вводит в вену иглу. Сначала я чувствую, как руку щипает, и она горит, а затем тошнота утихает. Меня накрывает облегчение.
— Как долго продлится действие? — спрашиваю я ее.
— Может, примерно час, зависит от силы яда. — Она трет глаза. — Расскажи мне, как это произошло.
— Мм, нам надо идти, — говорит Ло, дергая Гретхен за руку.
— Да, мы вернемся примерно через час. Поправляйся, Ари.
Они уходят, оставляя нас наедине в мрачной тишине моей комнаты, пока мама ожидает услышать о том, как я заразилась. Я даже не знаю, откуда начать, поэтому начинаю с правды.
— Я влюбилась не в того парня, — говорю я и обо всем ей рассказываю: о Джексоне, взрыве в школе, как он меня вылечил, о стратегии, как я ему помогала, что я видела. Я говорю, пока не устаю так сильно, что больше не могу продолжать. Мои глаза закрываются, мама берет меня за руку, нежно сжимая ее, и я засыпаю.
Я открываю все еще затуманенные глаза и вижу прекрасный мир, полный ярких красок. Небо необычного багряно-синего цвета с огромными облаками и золотистым солнцем. Я иду дальше и вновь вижу озеро из моего предыдущего сна. Я ожидаю увидеть людей в бамбуковых лодках, но вместо этого слышу свое имя, раздающееся откуда-то снизу.