- Гражданин, ваши документы!
Молча предъявляю свой ночной пропуск.
- Кто-то здесь сигналит карманным фонариком. Выворачивайте карманы, гражданин.
Впереди снова вспыхивает огонь фонаря. Свет его - довольно мощный для карманной электролампы - вполне может быть замечен с самолета.
- Не теряйте времени, ребята, - говорю я патрульным. Их двое. Разделимся. Один - сзади, а мы вдвоем атакуем в лоб. Возьмем гада в клещи...
Сигналила врагу женщина в черном пальто и черном берете. Ее я не разглядел: не успел, потому что "атака в лоб" не удалась. В лицо нам ударил пучок света, а вслед за ним прогремел пистолетный выстрел. Мой напарник упал, но второго выстрела не последовало: подкравшийся сзади солдат успел выбить оружие из рук стрелявшей.
Пока он связывал ей за спиной руки, я подобрал брошенный фонарь и пистолет - "вальтер".
- Хочу посмотреть на нее, - сказал я, включая фонарь.
Женщина зажмурилась, но я сразу узнал ее. Холеное, без единой морщинки лицо, узкие губы, высокий лоб, наполовину прикрытый челкой. Жена Сысоева!
- Какая приятная встреча, Ирина Владимировна, - усмехнулся я. - Не вызванная ли вами бомбочка пробила здание нашей редакции? Так заплачьте: ни единой жертвы. Взрыва не состоялось.
Сысоева не реагировала - ни удивлением, ни яростью.
- Ты ее знаешь, что ли? - спросил солдат.
- В одной квартире живем.
- Отведите ее на улицу Дзержинского. Здесь близко, - послышался позади меня голос второго патрульного.
- Ты живой, старшина? - обрадовался его напарник.
- Еще повоюем, малец. А ты пока "скорую" вызовешь. Метро рядом, а там автоматы есть... Скажешь, что ранен...
Пока солдат вызывал "скорую", мы постояли малость с Ириной Владимировной. Молчали. Допрашивать ее я не имел права: допрашивать будет Югов.
Но она спросила сама:
- Меня, наверное, расстреляют?
- Вполне возможно.
- Возможно, но необязательно?
- Это зависит от вас.
- Как это понимать?
- Говорить правду.
- Но вы взяли меня, как говорится, с поличным.
- У вас есть сообщники.
- Все равно войну вы проиграли.
- Мы так не думаем...
Появился запыхавшийся патрульный. Винтовку он снял с плеча, держал в пятерне. Вероятно, она помешала ему втиснуться в автоматную будку.
- Дозвонился? - спросил я.
- Порядок. Сейчас скажу старшине, чтобы ждал...
- Если выживет, - сказала Сысоева, - у меня одним преступлением будет меньше. - И засмеялась: - Черт с вами! Хотите правду, ешьте правду.
- Это вы скажете на допросе. И не мне. - Я обернулся к солдату: Отведем ее на Дзержинку...
Из пропускной я позвонил Югову.
- Вадим Глотов говорит. Мы с патрульным комендатуры - фамилии его я не спросил - сейчас внизу, вместе с задержанной нами сигнальщицей. Это жена Сысоева. У меня ее сигнальный фонарь и "вальтер", из которого она стреляла в другого патрульного.
- Убит? - спросил Югов.
- Ранен. Да, в полном сознании. Мы уже вызвали "скорую".
- Патрульного отпусти и передай трубку дежурному.
- Идите без пропуска, - сказал дежурный, выслушав Югова.
Не опуская пистолета, я повел ее по лестнице наверх.
9. Допрос
- Развяжи ей руки, - поморщился Югов. - Кто это придумал?
- Солдат из комендатуры.
Он завязал так крепко, что я с трудом распустил узел. Сигнальный фонарь и "вальтер" Югов положил перед собой на стол.
- Садитесь, - предложил он Сысоевой, - и ты тоже, - кивнул он мне на ряд выстроившихся у стены стульев.
Мы сели. Она - прямо перед Юговым, я - позади, в сторонке.
- Мне хотелось бы знать ваше настоящее имя и где вы научились так хорошо, как мне рассказывали, говорить по-русски.
Она помолчала минуты две, прежде чем начать.
- По паспорту я Сысоева Ирина Владимировна, но это фальшивка, изготовленная в абвере. А подлинное мое имя Хельга Мюллер. Я шарфюрер СС по званию, а русский язык знаю с детства: у меня была русская мать. Мой отец имел собственную аптеку на Тверской и одновременно был нашим резидентом у вас в Москве. Поэтому после революции он не вернулся в Германию и поступил к вам фармацевтом. Здесь он и женился, здесь я родилась и проучилась у вас до двенадцати лет, когда нас отозвали в Германию. Эмигрировать тогда было трудно, помогли агенты белополяков, с которыми отец имел кое-какие связи. В Германии я доучивалась...
- Год рождения? - спросил Югов.
- Девятьсот двенадцатый.
- Значит, вы бежали в двадцать четвертом. Расскажите об этом подробнее.
- Подробности я плохо помню: отец многое скрывал от меня и матери. Часто бывал у нас некий Кульчицкий, бывший агент Пилсудского, как мне сказали потом. Он и организовал наш побег. Помню, что выехали мы с Белорусского вокзала все вместе, сошли где-то близ станции Столбцы, это был уже район, непосредственно примыкающий к советско-польской границе. Долго шли по лесу, даже переправлялись через болото с двумя провожатыми. Нас предупреждали, что переход будет трудным, граница охраняется и путешествие сопряжено с риском. И действительно при переходе через границу одному из провожатых пришлось застрелить пограничника. Но, в общем, перешли... Примерно все, что мне запомнилось.
- Как вас перебросили в Москву?
- Как беженку. Вышла к Дорохову, а оттуда на автомашине в город. Какой-то военный добряк нашелся.
- А дальше?
- Мне дали явку на улице Чехова. На вопрос: "Кто?" - я должна была ответить: "Привет от Ганниева". Отдельная квартира в две комнаты. Фамилию хозяина не знаю. По-моему, он зубной врач из районной поликлиники, если судить по плакату в передней: открытый рот и надпись "Берегите зубы".
- Номер дома и квартиры запомнили?
- Нет. Но, если пойдете со мной, найду... Этот зубник не зубник и свел меня с Сысоевым. Вон парень, - она обернулась ко мне, - знает, о ком я...
"Похоже, правду говорит, - думал я. - Хо-очет жить... А может, и впрямь надеется на приход немцев? Надеется, надеется! И вся ее правда распрекрасная - только оттого, что подсчитала: мы не расстреляем, немцы выпустят... Хотя ведь должна понимать: поверят ли ей немцы?.. Вряд ли... Но этого она не хочет понимать, ей сейчас любая зацепка за жизнь подходит..."