- Если выживет, - сказала Сысоева, - у меня одним преступлением будет меньше. - И засмеялась: - Черт с вами! Хотите правду, ешьте правду.
- Это вы скажете на допросе. И не мне. - Я обернулся к солдату: Отведем ее на Дзержинку...
Из пропускной я позвонил Югову.
- Вадим Глотов говорит. Мы с патрульным комендатуры - фамилии его я не спросил - сейчас внизу, вместе с задержанной нами сигнальщицей. Это жена Сысоева. У меня ее сигнальный фонарь и "вальтер", из которого она стреляла в другого патрульного.
- Убит? - спросил Югов.
- Ранен. Да, в полном сознании. Мы уже вызвали "скорую".
- Патрульного отпусти и передай трубку дежурному.
- Идите без пропуска, - сказал дежурный, выслушав Югова.
Не опуская пистолета, я повел ее по лестнице наверх.
9. Допрос
- Развяжи ей руки, - поморщился Югов. - Кто это придумал?
- Солдат из комендатуры.
Он завязал так крепко, что я с трудом распустил узел. Сигнальный фонарь и "вальтер" Югов положил перед собой на стол.
- Садитесь, - предложил он Сысоевой, - и ты тоже, - кивнул он мне на ряд выстроившихся у стены стульев.
Мы сели. Она - прямо перед Юговым, я - позади, в сторонке.
- Мне хотелось бы знать ваше настоящее имя и где вы научились так хорошо, как мне рассказывали, говорить по-русски.
Она помолчала минуты две, прежде чем начать.
- По паспорту я Сысоева Ирина Владимировна, но это фальшивка, изготовленная в абвере. А подлинное мое имя Хельга Мюллер. Я шарфюрер СС по званию, а русский язык знаю с детства: у меня была русская мать. Мой отец имел собственную аптеку на Тверской и одновременно был нашим резидентом у вас в Москве. Поэтому после революции он не вернулся в Германию и поступил к вам фармацевтом. Здесь он и женился, здесь я родилась и проучилась у вас до двенадцати лет, когда нас отозвали в Германию. Эмигрировать тогда было трудно, помогли агенты белополяков, с которыми отец имел кое-какие связи. В Германии я доучивалась...
- Год рождения? - спросил Югов.
- Девятьсот двенадцатый.
- Значит, вы бежали в двадцать четвертом. Расскажите об этом подробнее.
- Подробности я плохо помню: отец многое скрывал от меня и матери. Часто бывал у нас некий Кульчицкий, бывший агент Пилсудского, как мне сказали потом. Он и организовал наш побег. Помню, что выехали мы с Белорусского вокзала все вместе, сошли где-то близ станции Столбцы, это был уже район, непосредственно примыкающий к советско-польской границе. Долго шли по лесу, даже переправлялись через болото с двумя провожатыми. Нас предупреждали, что переход будет трудным, граница охраняется и путешествие сопряжено с риском. И действительно при переходе через границу одному из провожатых пришлось застрелить пограничника. Но, в общем, перешли... Примерно все, что мне запомнилось.
- Как вас перебросили в Москву?
- Как беженку. Вышла к Дорохову, а оттуда на автомашине в город. Какой-то военный добряк нашелся.
- А дальше?
- Мне дали явку на улице Чехова. На вопрос: "Кто?" - я должна была ответить: "Привет от Ганниева". Отдельная квартира в две комнаты. Фамилию хозяина не знаю. По-моему, он зубной врач из районной поликлиники, если судить по плакату в передней: открытый рот и надпись "Берегите зубы".
- Номер дома и квартиры запомнили?
- Нет. Но, если пойдете со мной, найду... Этот зубник не зубник и свел меня с Сысоевым. Вон парень, - она обернулась ко мне, - знает, о ком я...
"Похоже, правду говорит, - думал я. - Хо-очет жить... А может, и впрямь надеется на приход немцев? Надеется, надеется! И вся ее правда распрекрасная - только оттого, что подсчитала: мы не расстреляем, немцы выпустят... Хотя ведь должна понимать: поверят ли ей немцы?.. Вряд ли... Но этого она не хочет понимать, ей сейчас любая зацепка за жизнь подходит..."
- Сысоев ждал вас? - спросил Югов.
- Да. У меня был паспорт на другое имя, но Сысоев сказал, что его легенда лучше.
- Разрешите вопрос, Иван Сергеевич, - вмешался я.
- Спрашивай.
- Дом, где вы с Сысоевым жили, действительно разбомбили?
Она вновь обернулась ко мне:
- Вы знаете, да... Потому мы и попали в вашу квартиру. Не повезло...
- Кому как, - философски сказал я, но Югов прервал меня, возвращая допрос в жесткое русло:
- Ваше задание?
Хельга Мюллер отвечала быстро и точно:
- Честно говоря, эти задания не для специально подготовленного разведчика. Командование рассчитывало лишь на мою искренность, веру в победу и отличное знание русского языка. Я должна была сеять панику в дачных поездах, на вокзалах и рынках. Словом, там, где легко можно завязать беседу и найти слушателей. Выглядеть и казаться продавщицей или домохозяйкой. Важно было, чтобы мне верили. Это - во-первых, а, во-вторых, в часы воздушных тревог я должна была сигнализировать нашим бомбардировщикам. Для этого меня снабдили специальным фонарем, легким и небольшим, но с очень яркой световой вспышкой. Не думаю, однако, что я в этой роли принесла много пользы нашей разведке. Из сотен самолетов в небо над городом пробивались единицы, да и тех в большинстве случаев сбивали ваши зенитки и самолеты-истребители.
- Кроме вас в Москву были заброшены и другие сигнальщики, - сказал Югов. - Вы кого-нибудь знали из них?
- Я знала об их существовании, но ни с кем, кроме Сысоева, не была связана. Впрочем, некоторых можно найти по двум-трем явочным квартирам, адреса которых я знаю.
И она тут же продиктовала адреса.
- А почему вы раскрываетесь так откровенно? - полюбопытствовал Югов. Что руководит вами? Страх перед неизбежным наказанием или разочарование в победе фашистской Германии?
- Жить хочу, просто жить, - впервые улыбнулась она. - Да и не утратила я веры в нашу победу. Армия фюрера лучше организована, не уступает вам по численности и до сих пор воюет с успехом. Я убеждена, что не сегодня-завтра Москва и Ленинград будут в наших руках. И танков и самолетов у нас хватит, чтобы отбросить вас за Урал.
Что ж, я был прав...
- У нас другое мнение. Но спорить не будем. Поживем - увидим, - сказал Югов и замолчал.
Интересно, думал я, на что рассчитывал Сысоев, уверивший ее, что его легенда лучше?..
Хельга Мюллер, казалось, прочла мои мысли.
- А Сысоева вы не возьмете, - сказала она, не скрывая, однако, своего безразличия к его участи.
- Возьмем, - впервые улыбнулся Югов. - Пусть это вас не беспокоит.
- Меня сейчас ничто не беспокоит, пока я уверена в конечной победе немцев.
- Сысоев тоже немец? - вдруг спросил Югов.
- Нет, - с ноткой презрения ответила Хельга. - Он, вероятно, русский, и если и немец, то одесский или прибалтийский. Наверно, старый абверовец... Я должна была во всем подчиняться ему...
- Сысоев - это его настоящая фамилия? - рискнул спросить я, и рискнул небезрезультатно, потому что ответ ее кое-что прояснил.
- У него десяток таких фамилий, а подлинной я не знаю. Он заслан сюда для убийства и диверсий. Я же никого не убила. Не из жалости, конечно, а потому, что убийства не входили в мое задание. Мой выстрел в патрульного был единственным, да и то я его только ранила.
- А почему вы так уверены, что мы не возьмем Сысоева? - продолжал я. Адрес его известен...
- Он больше не вернется домой.
- Почему?
- Потому что у нас была договоренность: каждую ночь после тревоги мы должны были встречаться у памятника Пушкину. Если кто из нас не пришел на встречу, другой обязан немедленно сменить крышу. Сысоев связан с крупной воровской шайкой, действующей по его приказам.
- Каким? - спросил Югов.
- Убивать, взрывать, поджигать... Сообщникам предоставлялась возможность обогащаться. А что будет со мной? - спросила Хельга Мюллер.
- Дело ваше пойдет в трибунал, - ответил Югов и вызвал конвойных. Уведите, - распорядился он и, когда ее увели, обратился ко мне. - Чему она радуется?
- Надеется, что немцы возьмут Москву, а мы расстрелять ее к этому времени еще не успеем.