По меньшей мере через час послышался скрип плохо смазанных колес. Кто-то постучал по лохани.
– Когда я подниму лохань, живо забирайся в тележку. Она прямо здесь, рядом.
Торби не ответил. Дневной свет ударил в глаза, он увидел небольшую тачку и юркнул в нее, пытаясь сжаться, чтобы занимать поменьше места. Его завалили бельем. Но он успел заметить, что лохани теперь со стороны не видно: на веревках висели простыни, которые загораживали ее.
Чьи-то руки свалили на него узлы с бельем, чей-то голос произнес:
– Лежи тихо, пока я не велю тебе вылезать!
– О'кей… миллион благодарностей! Я когда-нибудь вам отплачу.
– Неважно. Она тяжело дышала. У меня когда-то был муж. Теперь он на шахтах. Плевать мне, что ты натворил. Я бы любого спрятала от патруля.
– О, мне очень жаль…
– Заткнись.
Тележка дергалась и подпрыгивала, и через некоторое время Торби почувствовал, что она выехала на тротуар. Иногда они останавливались, женщина снимала один из узлов, исчезала на несколько минут, возвращалась и сваливала в тачку грязное белье. Торби принимал все это с долготерпением нищего.
Наконец тачка съехала с тротуара, остановилась, и женщина тихо произнесла:
– Когда я скажу, вылезай на правую сторону и беги. Живо!
– О'кей. Еще раз спасибо.
– Заткнись.
Тачка проехала еще немного, не останавливаясь, замедлила ход, и женщина скомандовала:
– Давай!
Одним движением Торби откинул белье и выскочил. Он оказался перед проходом между двумя зданиями, выводящими из переулочка на улицу. Он было побежал, но оглянулся через плечо. Тачка уже скрылась из виду. Он так и не увидел лица этой женщины.
Через два часа он уже был в знакомых местах. Неслышно подкрался к Бэзлиму:
– Плохо дело.
– Что такое?
– Шпики. Целая куча.
– Подайте, добрые господа! Ты ее проглотил? Подайте, ради ваших родителей!
– Конечно.
– Держи миску, — Бэзлим начал выбираться на руках и одном колене.
– Пап! Ты не хочешь, чтоб я помог?
– Оставайся здесь.
Торби остался, злясь, что отец не выслушал его до конца. Как только стемнело, он заспешил домой и обнаружил Бэзлима в кухне-умывальной, кругом были разложены приборы и инструменты, он одновременно слушал проигрыватель и просматривал книгу на микропленке. Торби глянул на страницу в проекторе и подивился, что за язык такой странный, все слова ровно из семи букв, ни больше и ни меньше.
– Эй, пап! Готовить ужин?
– Места нет… и времени. Поешь хлеба. Что же случилось?
Жуя хлеб, Торби рассказал. Бэзлим понимающе кивнул.
– Приляг. Мне придется опять тебя загипнотизировать. Всю ночь будем работать.
На этот раз материал для запоминания, предложенный Бэзлимом, состоял из цифр, дат и огромного количества бессмысленных трехсложных слов. Легкий транс приятно усыплял, и монотонный звук голоса Бэзлима с пленки тоже действовал приятно. Во время одного из перерывов, когда Бэзлим приказал ему проснуться, Торби спросил:
– Пап, а зачем это все?
– Если у тебя будет возможность передать это, ты поймешь, и сомнений у тебя не останется. Если не сможешь припомнить, скажи ему, чтобы привел тебя в легкий транс, и все восстановится.
– Кому сказать?
– Ему. Неважно. Сейчас ты заснешь. Ты спишь. — Бэзлим щелкнул пальцами.
Под монотонное бормотанье пленки Торби один раз показалось, что Бэзлим только что вошел с улицы. Он был на протезе, что даже во сне удивило Торби: обычно отец надевал протез только дома. В другой раз запахло дымом, и ему почудилось, что на кухне что-то горит и надо быть начеку. Но он был не в состоянии пошевелиться, а бессмысленные слова продолжали жужжать у него в голове.
Вдруг он понял, что бормочет выученный урок Бэзлиму:
– Я правильно запомнил?
– Да. Теперь спи. Спи до утра.
Утром Бэзлима дома не оказалось. Торби не удивился: отцовские исчезновения и появления в последнее время стали еще менее предсказуемы, чем всегда. Он позавтракал, взял миску и вышел на Площадь. Дело продвигалось плохо прав отец, Торби теперь выглядит слишком здоровым и сытым для своей профессии. Может быть, получиться и вывихнуть себе суставы, как у Бабки Змеи? Или купить контактные линзы с бельмами?
Часа в три в порт вне расписания прибыл грузовой корабль. Торби, как всегда, расспросил о нем и узнал, что Свободное Маркетерское Судно «Сизу» приписано к порту Новая Финляндия, Шива III.
Само по себе это не было таким уж важным событием, чтобы сразу докладывать отцу. Но капитан «Сизу» Крауза был одним из тех пяти, которому Торби когда-нибудь должен будет передать поручение, если до этого дойдет.