У Торби были десятки друзей, сотни людей он знал в лицо. Но все, кого он знал, подчинялись комендантскому часу, он видел их только днем, и в большинстве случаев понятия не имел, где они живут. Был, правда, один квартал, где комендантский час не действовал. Веселая улица и несколько прилегающих переулков никогда не засыпали. Ради барыша и для удобства прилетающих космонавтов даже ночью не запирались двери пивных, игорных домов и других развлекательных заведений около космопорта. Простолюдин, даже освобожденный раб, мог гулять там хоть до утра, но покинуть квартал между комендантским часом и рассветом он не мог, так как рисковал наткнуться на патруль.
Этот риск не беспокоил Торби; он не собирался никому попадаться на глаза, и, хотя патрулей на улицах хватало, он хорошо знал их привычки. Они ходили по двое и держались на освещенных улицах, отвлекаясь от своего маршрута только на слишком шумные происшествия. К тому же в Веселом квартале сплетни опережали события, включая и такие известии, которые официальные источники информации игнорировали или скрывали. На Веселой улице кто-нибудь наверняка знает, что случилось с папой.
До Веселого квартала Торби добрался по крышам. Он спустился по водосточной трубе в грязный двор, пошел по Веселой улице, остановился недалеко от уличного фонаря, поглядывая по сторонам, чтобы не попасться на глаза полицейским, и попытался найти кого-нибудь из знакомых. Народу тут шлялось множество, но почти все они были приезжими. Торби знал владельцев всех заведений, но ему не хотелось входить ни в одно из них: он боялся наткнуться на полицию. Он хотел найти знакомого, которому мог бы довериться, и поговорить с ним в безопасном месте. Но не видел ни врагов, ни дружеских лиц, хотя минуточку, вон тетушка Сингхэм.
Из множества гадалок, промышлявших на Веселой улице, тетушка Сингхэм была лучшей, она всегда предсказывала только хорошее. Если гадание не сбывалось, клиент никогда не жаловался; теплый голос тетушки звучал убедительно. Поговаривали, что она увеличила свое состояние тем, что сообщала кое-какие сведения полиции, но Торби этому не верил, потому что папа это отрицал. Она считалась хорошим источником новостей, и Торби решил это проверить, в крайнем случае она донесет полицейским, что он жив и на свободе, а это они и так знают.
За углом справа от Торби находился портик «Небесного Кабаре», перед ним на мостовой расстелила свой коврик тетушка, ожидая, что клиенты повалят к ней после окончания представления. Торби хорошенько огляделся и подошел почти к самому кабаре, держась в тени стены;
– Тс-с-с, тетушка!
Она оглянулась, вздрогнула, но лицо ее оставалось безразличным. Едва шевеля губами, она произнесла достаточно громко, чтобы он услышал:
– Да ты что, сынок! Спрячься! Ты рехнулся?
– Тетушка… куда они его девали?
– Залезь в нору и дверь за собой закрой! Награда объявлена.
– За меня? Глупости, тетя, никто за меня награду не даст. Скажите, где они его держат? Вы не знаете?
– Нигде не держат.
– Как нигде?
– Ты что, не знаешь? Бедняга! Они же ему голову отрубили!
Торби был так поражен, что потерял дар речи. Хотя Бэзлим не раз говорил о том времени, когда его не станет, Торби никогда в это по-настоящему не верил, он не мог представить папу мертвым.
Он не расслышал, что она сказала еще, и ей пришлось повторить:
– Шпики! Исчезни!
Торби оглянулся через плечо. Двое патрульных шли прямо на него надо бежать! Но он был зажат между улицей и глухой стеной: ни одной щелки, кроме входа в кабаре… Если он там появится в своих лохмотьях, они просто вызовут патруль. Но больше деваться было некуда. Торби повернулся к полисменам спиной и вошел в тесное фойе. Там никого не оказалось: последний акт был в самом разгаре, отсутствовали даже буфетчики. Зато там стояла стремянка, и на ней лежали прозрачные буквы, которые используются для светящейся рекламы. Торби увидел их, и его осенила блестящая идея, которая заставила бы Бэзлима гордиться своим учеником: он схватил буквы и стремянку и опять вышел на улицу.
Не обращая внимания на приближающихся полисменов, он установил стремянку перед светящейся рекламой над входом и влез на нее, держась к патрульным спиной. Большая часть его туловища попала таким образом на яркий свет, а голова и плечи оказались в тени над рядом огней. Он начал не торопясь менять буквы, обозначая имя звезды представления.
Два полисмена остановились как раз под ним. Стараясь не дрожать, Торби работал с безразличием наемного рабочего, выполняющего нудное задание. Он услышал голос тетушки Сингхэм: