Миссис Дженнингс немного понаблюдала за танцем, прежде чем что-либо сказать. Я видел, что ей, как и мне, нравился этот танец. Это было прекрасное и совершенное зрелище, без малейшего изъяна. В нем была жизнь, поющее веселье, не озабоченное ничем и не имеющее никакого отношения к человеческим установлениям: правильно ли это или неправильно, гуманно или негуманно. Эта гармония красок и линий руководствовалась своими собственными законами.
Полагаю, что я всего лишь точно воспроизвожу, как оно было на самом деле. По крайней мере, я всегда придерживался того принципа, что нужно заниматься своими собственными делами и предоставить другим самим решать за себя. Но здесь было нечто такое, что было прекрасно само по себе, несмотря на те неудобства, которые оно мне принесет. Даже кот перестал мурлыкать.
Голос миссис Дженнингс зазвучал чистым, певучим сопрано, причем в нем не было даже слов. Саламандра ответила рядом текучих звуков, в то же время цвета ядра огненного шара изменялись в соответствии с высотой тона. Миссис Дженнингс повернулась ко мне и сказала:
— Она сразу же призналась, что это она сожгла твое заведение, но ей приказали сделать это, и, кроме того, ей совершенно чужды наши человеческие заботы. Не хотелось бы заставлять ее действовать против своей природа!. Может ли она как-то загладить свою вину перед тобой?
Я подумал секунду:
— Скажите ей, что она осчастливит меня, если позволит полюбоваться ее танцем.
Миссис Дженнингс снова запела. Саламандра закружилась и запрыгала, ее нити крутились в вихре и сплетались в сложные и великолепные узоры.
— Это хорошо, но этого недостаточно. Можешь придумать что-нибудь еще?
Я напряженно думал:
— Скажите ей, что, если она захочет, я выстрою камин в моем доме, где она сможет жить, когда захочет.
Миссис Дженнингс одобрительно кивнула и заговорила снова. Я почти что понял ответ саламандры, но миссис Дженнингс перевела:
— Ты ей нравишься. Ты позволишь ей приблизиться к тебе?
— А это мне не повредит?
— Не беспокойся, здесь — нет.
— Тогда — хорошо.
Она нарисовала знак «Т» между двумя нашими кругами. Саламандра следовала прямо за кинжалом, как кошка в открытую дверь. Затем она закружилась вокруг меня и легонько коснулась моих рук и лица. Ее прикосновение не жгло, а скорее пощипывало, я как бы ощущал ее вибрацию непосредственно, а не в виде тепла. Она проплыла перед моим лицом. Я погрузился в мир света, в самое сердце северной Авроры. Поначалу я боялся вздохнуть, но потом все же решился. Никакого вреда мне это не причинило, только пощипывание несколько усилилось.
Странное дело: с тех пор, как саламандра коснулась меня, у меня больше не было ни одной простуды. А до того я обычно сопел носом всю зиму.
— Достаточно, достаточно, — услышал я голос миссис Дженнингс. Огненное облако вышло из моего круга и вернулось в свой. Музыкальная дискуссия подошла к концу, и они почти сразу же пришли к общему мнению. Миссис Дженнингс удовлетворенно кивнула и произнесла:
— С этим покончено, дитя огня. Ступай!
Она повторила ту самую формулу, что и для короля гномов.
Ундина показалась не сразу. Миссис Дженнингс снова взялась за свою книгу и стала читать из нее монотонным шепотом. Я даже начал засыпать — в шатре было немного душно, — когда вдруг кот принялся шипеть. Он уставился в центр круга, зубы у него были ощерены, спина выгнута дугой, а хвост распушен.
В круге было нечто бесформенное, нечто капающее и распространяющее склизкую влагу по всей поверхности магического круга. Оно издавало зловонный запах рыбы, морских водорослей, йода и вдобавок светилось влажным фосфорическим светом.
— Ты опоздала, — сказала миссис Дженнингс, — ты получила мое послание, почему же ты ждала, пока я заставлю тебя появиться?
Ундина издала вязкий, хлюпающий звук, но ничего не произнесла.
— Очень хорошо, — сказала миссис Дженнингс твердо, — я не стану с тобой спорить. Ты знаешь, чего я хочу. Ты сделаешь это!
Она встала и схватила большую свечу из центра круга. Пламя взметнулось жгучим факелом в целый ярд высотой. Она ткнула им из своего круга в ундину.
Раздалось шипение, как бывает, когда вода попадает на горячее железо, и булькающий вопль. Она тыкала факелом еще и еще. Наконец она остановилась и посмотрела на ундину, которая лежала на земле, вздрагивая и втягивая все свои выступающие части вовнутрь.
— Этого довольно, — объявила миссис Дженнингс, — в следующий раз ты будешь более внимательна к своей госпоже. Ступай!
Ундина, казалось, просто ушла в землю, даже грязь после нее высохла.