Доктор Мейбл подскочила, как кошечка, увидевшая нечто непонятное. Доктор же Арно ответила совершенно спокойно:
— Не знаю, чего ожидал ты, Том, но в последний час вы с братом были намертво звукоизолированы друг от друга, пока проходили тесты.
— Но я же слышал его!
— Конечно, слышал. Но не ушами. Мы вели запись по обе стороны звукового экрана. Если хотите, мы проиграем вам часть этой записи.
Доктор Мейбл хихикнула:
— Отличная идея.
Словом, так они и сделали. В начале записи были слышны все четыре голоса — это они объясняли, чего хотят от нас. Потом пошло только наше перешептывание — мы читали друг другу отрывки диалогов из «Комедии ошибок».{12} Должно быть, на нас были нацелены параболические микрофоны, так как наш шепот звучал не хуже завываний штормового ветра.
Постепенно шепот Пата затих, а мой продолжал звучать, отвечая мертвой тишине.
Мы подписали исследовательский контракт с Фондом, и па скрепил его своей подписью… правда, после довольно долгого спора. Он считал чтение мыслей делом нестоящим, чего мы не стали оспаривать, ибо главным доводом в нашу пользу было то, что денег в семье как всегда не хватало, а эта работа оплачивалась куда лучше любой каникулярной работы, которую мы могли получить; за нее платили так здорово, что мы могли надеяться поступить в колледж, даже если не сразу получим там стипендию.
Еще до того как каникулы подошли к концу, нас поставили в известность о связи между «Генетическими исследованиями» и проектом «Lebensraum», а последний был птицей уже совсем иного полета, причем, с точки зрения родителей, птичкой весьма зловещей.
Задолго до этого мы с Патом научились передавать и читать мысли так же легко, как разговаривать, и так же безошибочно, причем без всякой помощи со стороны и на любые расстояния. Надо думать, мы с ним этим делом занимались фактически уже многие годы; доктор Арно тайком записала наш «тюремный диалог» (когда мы не общались телепатически, а просто вели обычную беседу, которую хотели сохранить в тайне) и доказала, что ни один из нас не мог дешифровать записанный шепот в тех случаях, когда он понижался до уровня, недоступного слуху посторонних.
Она сказала, что теоретически можно предположить, будто телепатическим потенциалом обладают все люди, но достоверно доказано, что проявление этой способности очень затруднено и оно возможно практически лишь у однояйцевых близнецов, да и то только у десяти процентов.
— Мы не знаем, почему так, но думаем, что тут есть какая-то аналогия с настройкой на радиосигналы определенной частоты.
— Мозговые волны? — спросил я.
— Не следует понимать аналогию так буквально. Это не те мозговые излучения, которые регистрируются на энцефалограммах, иначе мы уже давно торговали бы коммерческим телепатическим оборудованием. И человеческий мозг — не радиоприемник. Но, что бы это ни было, два человека, вышедшие из одного яйца, имеют несравнимо более высокие шансы «настроиться» друг на друга, нежели двое посторонних. Я не могу читать ваши мысли, а вы не можете читать мои, и, возможно, такая взаимосвязь между нами никогда не будет достигнута. В истории психологии насчитывается лишь несколько случаев, когда люди могли «настраиваться» на кого угодно. Да и то они довольно плохо документированы.
Пат ухмыльнулся и подмигнул доктору Мейбл.
— Значит, мы просто парочка выродков?
Она широко-широко раскрыла глаза и уже начала было отвечать, но доктор Арно опередила ее.
— Вовсе нет, Пат. Это ваше нормальное качество. Однако в нашем Проекте участвуют несколько пар, которые не являются однояйцевыми близнецами. Некоторые из них — жены и мужья, другие — близкие родственники, а есть пары, образованные в ходе проведения наших исследований. Вот их с большим правом можно назвать «уродцами». Если нам удастся выяснить, как они делают это, тогда, может быть, мы найдем путь сделать подобное общение доступным для всех.
Доктора Мейбл передернуло.
— Какая жуткая мысль! И без того в наши дни почти не существует частной жизни!
Я потом повторил этот разговор Моди (а Пат все время перебивал и поправлял меня), так как средства массовой информации разнюхали, что происходит в «Генетических исследованиях», и, конечно, о нас — «мыслечитчиках» — стали распространять уйму разных глупостей, так что Моди, подталкиваемая дурехой Геддой Стейли, стала задумываться, а не лишилась ли она права думать, не опасаясь быть подслушанной. Разумеется, не лишилась; я не мог бы проникнуть в ее мысли, даже если бы получил приказ произвести в них обыск; Пат — тоже. Моди поверила бы нашему честному слову, если бы Гедда не зациклилась на этом деле. Она чуть было не погубила нашу дружбу с Моди, но нам все же удалось выкинуть ее из нашего тесного кружка, и тогда наступило время прогулок втроем, которое продолжалось до тех пор, пока Пат не уехал от нас.