Все это, однако, случилось еще до конца лета, то есть до того, как нам объяснили смысл проекта «Lebensraum».
Примерно за неделю до истечения наших контрактов, нас — близнецов — собрали вместе, чтобы потолковать. Если в тот, самый первый день, нас, как вы помните, были сотни, на второй — десятки, то к концу лета осталось лишь столько, сколько могла вместить одна приличная аудитория. Рыжие сестрички тоже были среди оставшихся, но Пат и я не стали садиться рядом с ними, хотя там и оставались свободные места; девчонки все еще демонстрировали свое ледяное презрение и были закрыты для общения не хуже устриц. Все прочие уже давно перезнакомились между собой.
Некий мистер Говард был представлен нам в качестве доверенного лица Фонда. Он принялся расшаркиваться в широко распространенном среди ораторов стиле насчет того, как он рад встрече с нами, как он этим польщен и все такое прочее.
Пат сказал мне: «Держись за бумажник, Том, этот парень хочет нам что-то всучить».
Теперь, когда нам было известно, что за штука телепатия, мы с Патом разговаривали друг с другом в присутствии посторонних даже чаще, чем раньше. Только сейчас мы уже не утруждали себя перешептыванием, поскольку знали, что своего шепота все равно не слышим. Тем не менее мы все же «приглушали» свои мысленные слова, так как это помогало нам лучше понимать друг друга. В начале лета мы сделали попытку общаться друг с другом без мысленно произнесенных слов и, так сказать, читать (мысли) напрямую, но из этого ничего не вышло. О, я мог легко проникнуть в мозг Пата, но тупой неразборчивый гул, который возникал у него в голове вместо моих мыслей, сбивал его с толку и раздражал; все будто лишалось смысла, вроде бы он ненароком попадал в чей-то сон. Так что нам пришлось научиться «не слушать», пока он не окликал меня по имени или же я его. Когда мы «вызывали» друг друга, мы пользовались в уме словами и фразами, как все люди. Ничего похожего на широко распространенные фантастические бредни насчет того, как мгновенно схватывается содержание мыслей другого лица, не было: мы просто «говорили».
Единственно, что меня тревожило, так это то, почему телепатический «голос» Пата звучал, как его собственный. Мне это не очень мешало, пока я не знал, что мы делаем, но с тех пор, как узнал, что эти «звуки» вовсе не являются звуками, мне стало как-то не по себе. Я начал задумываться, нормален ли я, и в результате на целую неделю лишился возможности «слышать» — «психосоматическая телепатическая глухота», как назвала это доктор Арно.
Она излечила меня, объяснив, что такое слух. Ты слышишь не ушами, ты слышишь мозгом, ты видишь не глазами, а опять же мозгом. Когда ты что-то осязаешь, то ощущение не застревает у тебя в пальце, оно передается в мозг. Уши, глаза, пальцы — все это лишь сборщики информации; мозг же вносит порядок в хаос данных и придает ему смысл.
— Новорожденный ребенок в действительности не видит, — сказала она, — посмотри ему в глаза, и ты сразу поймешь, что он слеп. Его глаза действуют, но мозг еще не научился видеть. Когда же мозг обретет привычку абстрагировать, то есть «видеть» и «слышать» — эта привычка сохраняется на всю жизнь. Как ты можешь «услышать» то, что твой близнец передает тебе телепатически? В виде звона колокольчиков или в виде мелькания световых пятен? Ни в коем случае. Ты ожидаешь слов, и твой мозг «слышит» их; к этому процессу он привык и знает, как с ним обращаться.
Только тогда я перестал волноваться. Голос Пата я слышал четче, чем голос обращавшегося к нам оратора. Без сомнения, вокруг нас «шелестело» не менее пятидесяти других разговоров, но я не слышал никого, кроме Пата, и было очевидно, что оратор не слышит никого, кроме себя (и вообще имеет самые смутные представления о телепатии), так как он спокойно продолжал:
— Возможно, многие из вас, обладающих такими удивительными способностями (это он произнес с вымученной улыбкой), сейчас читают мои мысли. Надеюсь, что это не так, а если так, то будьте добры, не перебивайте меня, пока я не изложу все, что должен.
«Что я тебе говорил, — вмешался Пат, — не вздумай ничего подписывать, пока я не просмотрю текст».
«Заткнись — ответил я, — я не хочу слушать».
Обычно голос Пата звучал как шепот, но теперь в нем тонули реальные звуки.