— Нечего тебе предаваться такому отчаянью. Гигиена мышления — процесс коррекции того, что может быть скорректировано в адаптации к неизбежному. Перед тобой открыты три пути.
— А мне кажется, ни одного.
— Три. Ты можешь продолжать входить в штопор, пока твой мозг не выработает фантазию, приемлемую для подсознания… Психопатическая приспособляемость или то, что ты назвал «сумасшествием». Или ты будешь продолжать слоняться таким же, каков ты сейчас — несчастный, лишний как для себя, так и для товарищей по работе. При этом ты постоянно будешь пребывать в опасности свалиться за грань безумия. Наконец, ты можешь пошарить в своем мозгу, познакомиться с ним поближе, выявить, чего он действительно хочет, и показать ему, что и почему он получить не может, после чего заключить с ним достаточно здравый союз, основанный на том, что возможно. Если у тебя хватит мужества и стойкости, ты попробуешь этот путь.
Доктор ждал ответа, пристально вглядываясь в мои глаза.
— Хм… Пожалуй, лучше попробовать. Только как это сделать?
— Уж никак не валяньем на своей койке и скулежом насчет того, что могло бы случиться да не случилось; это уж точно.
— Мой дядя Стив… я говорю о майоре Лукасе… — проговорил я задумчиво, — уже дал мне понять, что этого делать не следует. Он хочет, чтоб я действовал, чтоб побольше общался с людьми. Полагаю, это полезно.
— Конечно, конечно. Только этого мало. Ты не можешь вытащить себя из беды, в которой оказался, только притворяясь, будто стал душой общества на вечеринках. Тебе надо приспособиться к самому себе.
— Да, сэр. Но как?
— Что ж, мы этого вряд ли добьемся, если ты будешь ежедневно являться ко мне, рассказывать о себе всякие байки, а я в это время буду держать тебя за ручку. М-м-м… могу посоветовать попытаться письменно изложить свои мысли о том, кто ты такой, где ты был и как оттуда попал сюда. Если изложишь это во всех подробностях, может быть, и поймешь «почему», а также и «как». Копни себя поглубже и, возможно, выяснишь, кто ты такой, чего хочешь и какую часть того, что хочешь, можешь получить.
Наверняка я выглядел здорово ошарашенным, так как док добавил:
— Ты ведешь дневник?
— Время от времени веду. Я захватил его с собой.
— Используй его как источник. «Жизнь и труды Т. П. Барлетта, эсквайра». Пиши как можно подробнее и постарайся говорить правду… и всю правду.
Я обдумал это дело. Есть вещи, которых никому не скажешь.
— Хм… я полагаю, вы захотите это прочесть, доктор?
— Я? Боже упаси! У меня и так продыху нет, а тут еще читать любительские упражнения в художественном творчестве двухсот человек с поехавшей крышей! Нет, это только для тебя, сынок; ты будешь писать это самому себе… Но, смотри, пиши так, будто о себе ничего не знаешь и тебе надо все разжевать. Пиши, будто ожидаешь скорой потери памяти и хочешь увериться, что, если нужно, ты опять сможешь сложить цельную картинку. Опиши все. — Он наморщил лоб и добавил недовольным тоном: — Если почувствуешь, что наткнулся на что-то важное и тебе нужен совет со стороны, думаю, я смогу выкроить немножко времени и, в крайнем случае, прочесть страничку-другую. Но обещать наверняка не могу. Пиши для себя самого — для человека, больного амнезией.
И тогда я пообещал ему попробовать… Вот и пробую до сих пор. Пока не вижу, чтоб это принесло много пользы (хотя я вроде и начал постепенно вылезать из болота), да сейчас как раз и времени мало, чтоб делать работу так, как велел док Деверо. Придется по заключительной части пробежаться сравнительно бегло — ведь это первый свободный вечерок, выдавшийся у меня за месяц.
Удивительно все же, как много можно вспомнить, коли берешься за это по-настоящему.
Глава X
Кое-что о взаимоотношениях
За это время на борту «Элси» много чего произошло. Во-первых, мы уже перевалили через «бугор» и теперь спускались вниз по его противоположному склону, сбрасывая скорость с той же быстротой, с какой наращивали ее после старта; мы должны были прибыть к Тау Кита примерно через шесть месяцев по корабельному времени.
Я, однако, забежал немного вперед в своем рассказе. По корабельному времени прошел уже год, как я начал писать дневник, значит, по земному — пролетело уже двенадцать лет с тех пор, как мы покинули Терру. Но забудем про земное время; оно для нас ровным счетом ничего не значит. Мы прожили в корабле тринадцать месяцев по местному времени, а за этот срок произошло много событий. Пат женился — нет, разумеется, это случилось не на корабле, и я, видно, начал излагать не слишком удачно.