Капитан с трудом выговорил:
— Я не уверен, что тут нужны добровольцы. Мои полномочия в определении обязанностей подчиненных очень широки. Я прихожу к выводу, что вы отказываетесь выполнять свой долг.
— Это не так, капитан. Я не говорил, что отказываюсь выполнять ваши приказы, я сказал лишь, что не вызывался добровольцем. Но я полагаю, что должен просить вас отдать этот приказ в письменном виде, а я завизирую его своей подписью и примечанием: «Принято к исполнению, но под давлением» — и потребую, чтобы копия этого документа была передана в ФППИ. Я не собираюсь идти добровольцем.
— Но, черт побери, вы же вызвались вместе со всем своим отделом. Вот почему вы находитесь здесь! Я и выбрал вас.
Дядюшка отрицательно покачал головой:
— Не совсем так, капитан. Мы вызвались всем отделом. Вы отвергли предложение всего коллектива. Если я дал вам повод думать, что пойду волонтером на каких-то других условиях, то очень об этом сожалею. Дело обстоит именно так, как я вам изложил. А теперь, с вашего разрешения, сэр, я пойду и скажу своим ребятам, что вы нам отказали.
Капитан снова побагровел. И вдруг разразился громовым хохотом. Вскочил с места и крепко обнял Дядюшку за узкие плечи.
— Ах ты, старый мошенник! А ты действительно мошенник, мошенник с мятежным черным-пречерным сердцем! Ты заставил меня пожалеть о старых добрых временах, когда таких типов можно было сажать на хлеб и воду да еще прописывать им добрую порцию линьков! Ну, а теперь садись, и мы обсудим все спокойно. Барлетт, ты можешь идти!
Я ушел очень неохотно и постарался избегать встреч с другими «выродками», так как не имел ни малейшего желания отвечать на их вопросы. Однако Дядюшка был догадлив — он вызвал меня по телепатической связи сразу же, как только вышел из каюты капитана и тут же изложил суть дела. Он, я, Руп и Сэм будем сменять друг друга, причем первая очередь (поскольку она наиболее опасна) будет Дядюшкина. Девушки будут держать корабельные вахты, так же как и Дасти, приравненный к ним из-за его нежного возраста. Но им была подброшена мозговая косточка: если врачи и ученые определят, что планета безопасна, им разрешат, тоже по очереди, побывать в туристических вылазках. «Мне пришлось вывернуть ему руки, — признался Дядюшка, — по этому поводу. И все же он согласился».
Это вроде бы была наивысшая точка кризиса; Конни казалась не более опасной, чем Канзас. Прежде чем кто-нибудь вышел наружу без карантинного спецкостюма, мы подвергли воздействию местной атмосферы крыс и канареек; им она пришлась вполне по вкусу. Когда первая партия отправилась на берег, ее участники, одетые в карантинные костюмы, хотя и дышали воздухом Конни, но только после того как он проходил сквозь электростатические прокладки; вместе с этой партией отправились еще два подопытных «кролика» — Бернард ван Хоутен и сэр Персиваль де Свин.
Ван все еще не отошел после гибели брата; он вызвался добровольцем, и я думаю, что доктор Деверо уговорил капитана разрешить ему это. Кому-то все равно пришлось бы; ведь можно проделать какие угодно микроскопические и химические анализы, но все равно настанет день, когда придется живому человеку подставить этой планете свою шкуру, чтобы узнать — дружественна она нам или враждебна. Как говорит доктор Бэбкок, рано или поздно приходится лезть на дерево. Так что Ван вышел наружу без карантинного костюма, в одних шортах, рубашке и туфлях, как две капли воды похожий на вожатого скаутов.
Сэр Персиваль де Свин, конечно, был волонтером, но ему явно казалось, что его отправили на пикник. Его привязали в кустах и разрешили пастись на свободе и есть любых представителей флоры Конни, которые покажутся ему съедобными. Свиньи — ценнейшие лабораторные животные: они всеядны, подобно крысам и людям, и, как мне говорили, их обмен веществ очень близок к нашему, недаром они болеют многими человеческими болезнями. Если Персиваль выживет, то почти наверняка выживем и мы, особенно учитывая, что Персиваль не получил тех прививок, которые сделали всем нам, — не получил даже широкоспектральной сыворотки ГАР, которая, как считается, способна защитить даже от тех болезней, с которыми человечество еще не сталкивалось.
Перси толстел, лопал все, пил воду из ручья. Ван обгорел на солнце, а потом покрылся коричневым загаром. Оба чувствовали себя отлично, и пионерная партия стащила свои карантинные спецкостюмы. И тут же все (включая даже Перси) слегли с трехсуточной перемежающейся лихорадкой и с чем-то вроде диареи; однако все выздоровели и вторично никто из них не заболел.