Правда, иногда в голову приходила ужасная мысль, что этот конец может оказаться очень близким — помните все те старые поговорки про человека, который слишком много знал, и про то, что только мертвый не проболтается. Но говоря по правде, я начал доверять своим новым знакомым. Все они были ужасно симпатичными людьми — факт, говорящий о Бонфорте так же много, как и его собственные речи и стереозаписи. Политическая фигура — это не одна личность — это, как я уже понял, целая команда. Если бы Бонфорт сам не был порядочным человеком, он не смог бы собрать таких людей вокруг себя.
Но наибольшие заботы доставил мне марсианский язык. Как и большинство актеров, я нахватался марсианских, венерианских и юпитерианских словечек в количестве, достаточном, чтобы играть перед камерой или на подмостках. Но эти катящиеся или порхающие согласные… Это что-то ужасное. Голосовые связки землянина не столь пластичны, как барабанные полости марсианина. В любом случае произнесение человеком звуков, обозначаемых буквами как «ккк», «джжж» или «ррр», не больше похоже на настоящую марсианскую речь, чем «г» в слоге «гну» похоже на щелканье на вдохе, с которым банту произносят «гну». «Джжж», например, напоминает приветственный возглас, принятый в Бронксе.
К счастью, Бонфорт не отличался большими лингвистическими способностями. А я как-никак профессионал и могу имитировать любой звук — от визга пилы, наткнувшейся в бревне на гвоздь, до кудахтанья потревоженной наседки. Мне было необходимо освоить марсианский всего лишь так же плохо, как его освоил Бонфорт. Он работал очень много, пытаясь преодолеть недостаток способностей, и потому каждое слово и каждая выученная им марсиан-скал фраза записывались, чтобы он мог изучать свои ошибки.
Теперь и я изучал их при помощи проектора, установленного в его собственном офисе. Пенни все время была рядом, чтобы менять катушки пленки и отвечать на возникающие у меня вопросы.
Человеческие языки делятся на четыре группы: инфлективные, как, например, англо-американский, позиционные, как китайский, аглютинативные, как старотурецкий, и полисинтетические (в которых единицами являются предложения), как эскимосский. Конечно, теперь мы должны добавить к ним еще и чужеродные структуры. Такие крайне странные и почти непостижимые для человеческого ума, как «неповторяющийся» или «неожиданно появляющийся» венерианский. К счастью, марсианские грамматические формы аналогичны человеческим. В отличие от бытового — позиционного языка, выражающего лишь простые конкретные мысли, такие, как утверждение: «я тебя вижу», высокий марсианский — полисинтетический язык, с очень сложной стилистикой, в котором для каждого нюанса системы воздаяний и наказаний, обязательств и долгов жителей красной планеты есть свое собственное выражение. Все это находилось на грани способностей Бонфорта. Как говорила Пенни, ее шеф довольно легко мог читать составленные из точек стрелочки, которые марсиане использовали в качестве букв, но что касается разговорного высокого марсианского, он мог произнести на нем лишь несколько сотен предложений.
Братцы, каково же мне было выучить хоть те несколько, которыми он овладел в совершенстве!
Напряжение, в котором пребывала Пенни, было даже больше моего. Они с Даком оба немного говорили по-марсиански, но вся репетиторская работа легла исключительно на ее плечи, так как космический волк должен был проводить большую часть времени в рубке управления, — гибель Джока оставила его без второго пилота. Последние несколько миллион миль путешествия мы снова шли с ускорением не в два, а в одно «g», и более его не снижали. Все это время я потратил на то, чтобы с помощью Пенни вызубрить ритуал предстоящей церемонии.
Я только что закончил работу над речью, в которой выражал благодарность за усыновление домом Кккахграла. По своему духу она не слишком отличалась от тех, с которыми ортодоксальные еврейские мальчики принимают на себя ответственность зрелого возраста, но была столь же фиксированна и неизменна, как монолог Гамлета. Я прочитал ее с интонациями Бонфорта и с его характерным тиком на лице.
— Ну как? — спросил я, закончив.
— Очень хорошо, — ответила девушка серьезно.
— Спасибо, Вихрастик.
Это была фраза, в высшей степени характерная для Бонфорта. Он часто называл так Пенни; когда пребывал в благодушном настроении.
— Не смей меня так звать!
Я изумленно посмотрел на нее, честно не понимая, что тут такого, и спросил, все еще оставаясь в роли Бонфорта: