— Зачем? — спросил я.
У космонавта был вид человека, привыкшего, что-бы ему повиновались без вопросов. Я изучал собеседника с профессиональным интересом. Его состояние нельзя было назвать гневом, это больше напоминало грозовую тучу перед бурей. Наконец он взял себя в руки и ответил:
— Лоренцо, нет времени объяснять. Вы готовы к работе?
— Вы имеете в виду профессиональное предложение? — ответил я медленно. На одно ужасное мгновение я заподозрил, что он предлагает мне… Ну, вы понимаете — ту еще работенку. До сих пор мне удавалось сохранять профессиональную честь в целости и сохранности, несмотря на все стрелы и камни фортуны.
— О, конечно, профессиональное! — ответил он быстро. — Это дело требует самого лучшего актера, которого мы только можем заполучить.
Мне удалось сдержать вздох облегчения. Истинная правда состояла в том, что я был готов к любой работе по специальности, — и с радостью сыграл бы даже балкон в «Ромео и Джульетте».
— В чем заключается ваше предложение? Мой календарь достаточно заполнен.
— Я не могу объяснять по видеофону, — отмахнулся он. — Возможно, вы не знаете, но любая защищенная схема может быть разблокирована — при помощи соответствующего оборудования. Валите сюда, да побыстрее.
Он горячился, однако я себе этого позволить не мог.
— За кого, в самом деле, вы меня принимаете? За мальчика на побегушках? Вы разговариваете с Лоренцо! — Я вздернул подбородок и принял оскорбленный вид. — В чем ваше предложение?
— Проклятье, я не могу вдаваться в подробности по видеофону. Сколько вы получаете?
— Э-э? Вы спрашиваете о моем профессиональном жалованье?
— Да, да!
— За одно представление? Или в неделю? Или по произвольному контракту?
— Не имеет значения. Сколько вы получаете в дань?
— Мой минимальный гонорар за одно вечернее представление — сотня империалов.
Это была истинная правда. Да, временами я был вынужден играть с последующим возвращением части оплаты, но в контракте никогда не стояло меньше, чем мой минимум. У каждого человека есть уровень, ниже которого он не должен опускаться ни при каких обстоятельствах. Лучше уж голодать.
— Отлично, — быстро ответил космонавт, — сотня империалов наличными окажется у вас в руках в ту минуту, как вы появитесь здесь. Но торопитесь!
— Э-э-э? — С неожиданным испугом я понял, что так же легко мог бы назвать цифру и в две сотни, и в две с половиной. — Но я еще не дал согласия.
— Неважно! Мы все обсудим, когда вы придете. Сотня ваша, даже если вы отклоните предложение. Если же примете — отлично, назовите это премией сверх оплаты. Ну, соизволите вы, наконец, отключиться и прийти сюда?
Я кивнул:
— Несомненно, сэр. Имейте терпение.
К счастью, «Эйзенхауэр» располагался неподалеку от «Касы», ведь у меня не осталось денег даже на проезд. Хотя искусство пешей прогулки в наше время почти утеряно, я буквально смаковал ее — к тому же это дало мне время собраться с мыслями.
Я не дурак и понимаю, что, когда один человек слишком озабочен тем, чтобы всучить деньги другому, пора открывать карты. Почти наверняка здесь есть что-то незаконное или опасное, или то и другое вместе. Я не слишком беспокоюсь по поводу законности ради законности и согласен с Бардом, что Закон — очень часто идиот, но все же в основном держусь правой стороны улицы.
Однако поняв вскоре, что у меня недостает фактов, чтобы сделать хоть какие-то выводы, я отбросил эти мысли, перекинул плащ через руку и зашагал по улице, наслаждаясь прекрасной осенней погодой и разнообразными ароматами столицы.
Мне пришло в голову, не доходя до главного входа, воспользоваться грузовым лифтом от нижнего полуподвального этажа до двадцать второго. Возможно, предосторожность была излишней, но иногда у меня появляется смутное ощущение, что будет лучше, если я останусь никем не узнанным.
Дверь открыл мой друг — космический волк.
— Вы шли слишком долго, — прорычал он.
— В самом деле? — Я вошел и огляделся.
Как и можно было ожидать, номер представлял из себя довольно дорогие апартаменты, но пребывали они в полном беспорядке. По крайней мере дюжина грязных стаканов и столько же грязных чашек были разбросаны тут и там — не составляло труда догадаться, что я оказался всего лишь последним из большого числа посетителей. Еще один человек, в котором тоже можно было заподозрить космонавта, хмуро смотрел на меня, растянувшись на диване. Я взглянул на него вопросительно, но представиться друг другу нам не предложили.