Дионисий согласно кивал головой и повторял вслед за Кампанеллой столь же внушительно и торжественно, что заговора не было, неаполитанские судьи мудры, вице-король справедлив, а Испания — родная мать своим итальянским подданным.
Мавриций выдавил те же слова сквозь челюсти, словно сведенные оскоминой, голосом надтреснутым и глухим. Кампанелла встревожился, уж не болен ли он. Потом почувствовал: младшего из них томит особенно сильная тревога. На лице Мавриция — лице смельчака, воина, любовника, рубаки — печать обреченности. Такими ему случалось видеть умирающих, которых он исповедовал. Что его так терзает? Спросить? Если это страх, он ни за что не признается в том — молодой, гордый, с юных лет мечтавший походить на славных рыцарей прошлых веков. А если это болезнь, как помочь ему? Шепотом, чуть двигая белыми губами, Мавриций проговорил:
— Ксараву заменили другим…
Важная новость! Но почему она так испугала Мавриция? Неужели найдется следователь более мерзкий, чем калабрийский прокурор, которого Кампанелла в своих стихах назвал «помесью свиньи и барана», хотя правильнее было бы назвать его «помесью свиньи и лисицы»?
— Что тебя в этом страшит? — мягко спросил Кампанелла. Мавриций устало пожал плечами. Конечно, Кампанелла — главный из заговорщиков и самый мудрый из людей. Он умеет предсказывать судьбу по звездам, а если иногда ошибается, как ошибся, предсказав успех заговора, так ведь всякий может ошибиться, кроме Господа бога. Кампанелла умеет читать в глазах — вот и сейчас по глазам Мавриция увидел, что тот в великой тревоге, но все-таки он сын сапожника, монах. Что он видел, кроме отцовской мастерской и монастырских келий! Есть много тонкостей в мирских делах, которые ему неизвестны. Например, отношения, что связывают и разъединяют старинные роды калабрийских дворян, притяжение и отталкивание, существующее между ними и испанскими властями. Любой калабрийский дворянин сразу поймет, что означает для Мавриция де Ринальдиса назначение в трибунал Санчеса де Луны.
Для Ксаравы Мавриций был одним из подсудимых, преступником важным, бунтовщиком опасным, но и только. Их жизненные пути прежде не пересекались. А для Санчеса де Луны он был членом рода, с которым давно враждовал его род. Для нового судьи дело Мавриция обретало оттенок кровной мести. Нельзя быть мельником и не перемазаться в муке. Нельзя быть судьей, проливать кровь по закону и не перемазаться в крови, пролитой по собственному почину. У каждой должности своя корысть. Так повелось! Не нами заведено, не на нас кончится…
Глава LVI
Узники Кастель Нуово жили не только ожиданием допросов и пыток. Такое немыслимо. Кампанелла утешался писанием стихов. В общих камерах рассказывали бесконечные истории из прошлой жизни, похвалялись охотничьими, рыбачьими, любовными подвигами, резались в самодельные карты, играли в кости, ссорились и мирились. Многие заговорщики страдали оттого, что в некоторых камерах верх взяли обыкновенные бандиты и воры. Они чувствовали себя в тюрьме как дома, захватывали лучшие места, отнимали у других арестантов еду, слабых и робких превращали в своих слуг. На прогулке калабрийцы пожаловались Кампанелле, что от бандитов житья нет, чуть что — бьют, грозят прирезать. Надзиратели не обращают на это внимания. Видно, таков приказ. Если человек боится не только судей, но и сокамерников, дело плохо. Двойного напряжения долго не выдержать. Кампанелла сказал Маврицию, что надо заступиться за тех, кто сам не может постоять за себя. Мавриций обещал все сделать. Хорошо, когда можно думать не только о себе.
На прогулке несколько калабрийцев вдруг затеяли драку. Надзиратели бросились разнимать их. Один из бандитов кинулся посмотреть, что происходит. Ему подставили ногу, он упал, хотел встать, его толкнули снова и заслонили от взглядов надзирателей. Пока те разнимали дерущихся, бандита избили так, как он бил в камере слабых, — резкими и острыми ударами под вздох, потом поводили у него перед глазами калабрийским ножом, чтобы все забыл, что видел, и провели ножом за ушами, чтобы все забыл, что слышал. Вернувшись с прогулки, бандит забарабанил в дверь, требуя, чтобы его перевели в другую камеру: здесь его убьют. Пока надзиратель ходил докладывать коменданту о происшествии, жалобщика снова изрядно поколотили, а главное, велели передать всем дружкам, что с сегодняшнего дня Мавриций де Ринальдис приказывает бандитам быть тише воды, ниже травы, иначе — смерть! Бандиты притихли. Маленькая, но победа.