Людям надо объяснить, как пагубны корысть и себялюбие. «Чтобы добиться для своего сына богатства и… оставить его наследником крупного состояния, каждый из нас или начинает грабить государство, ежели он ничего не боится, будучи богат и знатен, или же становится скрягой, предателем и лицемером, когда недостает ему могущества, состояния и знатности», — писал он. Грабить государство дурно, быть скрягой, предателем и лицемером гнусно. Как избавиться от всех этих пороков? Отрешиться от себялюбия! Но как сделать, чтобы оно не возникало в людях? Откуда у людей такая привязанность к собственному? Он рассуждал так: собственность образуется у нас потому, что мы имеем каждый свое отдельное жилище и собственных жен и детей. Кампанелла никогда не имел ни дома, ни жены, ни детей. Ему казалось, нет ничего проще, чем посоветовать всем отказаться от собственного жилища, жены, детей. Он простодушно писал: «…у соляриев жены общи и в деле услужения, и в отношении ложа…» Затем он стал рассуждать о том, как государство, сообразуясь с наукой, подбирает мужчин и женщин, заботясь, чтобы будущие дети унаследовали от них наилучшие качества: «Производство потомства имеет в виду интересы государства, а интересы частных лиц — лишь постольку, поскольку они являются частями государства; а так как частные лица по большей части и дурно производят потомство и дурно его воспитывают, на гибель государства, то священная обязанность наблюдения за этим, как за первой основой государственного благосостояния, вверяется заботам должностных лиц, и ручаться за надежность этого может только община, а не частные лица».
Что может быть справедливее и разумнее этих мыслей, думал Кампанелла. Философ не подозревал, что века спустя тех, кто начнет строить новое общество, будут попрекать, утверждая, что у них жены общие, как к тому призывал еще Кампанелла. То, что написано, то написано. Кампанелла нашел прекрасные слова, излучающие свет и радость, когда описывал улицы и площади Города Солнца, украшенные лучшими художниками. Он проникновенно сказал о том, как радостно жить в Городе Солнца, где все работы, ремесла и науки равно уважаемы, где женщины освобождены от непосильного труда, где люди обращаются друг к другу как члены одной большой, дружной, любящей семьи, где молодежь разумно и красиво одета, где по праздничным дням за общим столом звучит совершенное пение и прекрасная музыка, а по дням обычным — чтение вслух мудрых и увлекательных книг. Но он же написал, что один из правителей Города Солнца ведает деторождением и наблюдает за тем, чтобы сочетание мужчин и женщин давало наилучшее потомство. В его ведении — воспитание новорожденных, врачевание, изготовление лекарств, посевы, жатва и сбор плодов, скотоводство, стол и вообще все, относящееся к пище, одежде и половым сношениям. В его распоряжении наставники и наставницы, приставленные следить за этими делами. Делами! Какие рассудочные слова!
…Может быть, если бы Кампанелла четырнадцати лет не ушел в монастырь, если бы жизнь даровала ему счастье стать мужем женщины, выбранной по любви, стать отцом, испытать, что это значит — самому вместе с женой, которую любишь, растить и учить ребенка, иными бы стали эти страницы. Но об этом можно только гадать. Что написано, то написано…
Так он думал. Так верил.
Проходили дни, недели, месяцы. Процесс, о котором уже говорили как о чем-то вечном, все продолжался. Давно перестал принимать в нем участие Ксарава, умер епископ Термоли, так и не добившись изобличения Кампанеллы, сменялись цензоры-квалификаторы, изучавшие бумаги еретика, возникали и исчезали надсмотрщики, ушел на покой палач, некогда пытавший Мавриция, постарел Санчес де Луна, испортился характер у епископа Казерты. Он ни о чем другом не мог больше ни думать, ни говорить, кроме процесса. А калабрийцы, кроме тех, кто уже был казнен или умер, продолжали томиться в Кастель Нуово.