Почти всю Италию прошагал он с тех пор, как ушел из дома. Зима в Падуе холоднее, чем у него на родине. Ветер насквозь пронизывает монашеское облачение. На душе тяжело. Кампанелла не может пережить утраты рукописей. Не может подавить тревогу, вызванную их исчезновением.
Падуя входила в состав Венецианской республики.
Республика была еще знаменитой, гордой, надменной, богатой. Богатой? Вода бесчисленных каналов подмывала фундаменты венецианских зданий, мировые события подтачивали устои ее существования. Когда-то она держала в своих руках большую часть европейской торговли. Теперь уже давно пути этой торговли переменились: корабли, отплывающие из обеих Индий — Восточной и той, что открыта в Западном полушарии, плывут не в Венецию. Мадрид, Лиссабон, Лондон, Антверпен — вот их порты назначения. Незаметно ветшают торговые подворья Венеции. И уже не столь пышны посольства, которые прибывают во Дворец дожей из других стран.
Венеция, несмотря на то, что во Дворце дожей давно есть известная всему городу щель для доносов и страшны темницы в том же дворце, гордится своим просвещенным свободомыслием. Но и от него уже почти ничего не осталось. Горше всего ее правителям, что, хотя у Венеции есть свои инквизиторы, свои цензоры-квалификаторы, Рим все больше вмешивается в ее дела. Вот и сейчас решительно требует выдачи еретика Бруно, будто Венеция сама не может решить, как быть с ним, схваченным на ее земле.
Великие художники, еще недавно составлявшие славу города, умерли. Уже нет ни Тициана, ни Веронезе. Кто придет их сменить? Мрачны знаменитые венецианские издатели: как продолжать свое дело в городе, где с некоторых пор столько надзирающих, предписывающих, запрещающих? «Не та стала Венеция!» — говорят ее правители. «Не та стала Венеция!» — сетуют ее купцы. «Не та стала Венеция!» — жалуются приезжие.
Ну, а Падуя светится отраженным светом. И тоже не та. Кампанелла разобрался во всем этом не сразу.
В чужом городе радостна встреча с добрым знакомым. Джамбаттиста делла Порта уже некоторое время живет в Падуе. Он сильно постарел. Встретил Кампанеллу как желанного друга, но говорил с оглядкой. Напуган! В Венецианской республике усилилось влияние инквизиции. Джордано Бруно все еще в тюрьме. Друзья не в силах помочь ему. Делла Порта удручен. Его привлекла в Падую близость Венеции с ее прославленными типографщиками. Он хотел, чтобы они издали его труды. Однако в Венеции высшая цензурная власть с некоторых пор принадлежит инквизиции.
Дрожащим от обиды голосом делла Порта пересказал Кампанелле ответ, который он получил, обратившись в Святую Службу за разрешением напечатать свои сочинения.
— Нам известно, что вы пишете не только философские книги, но и комедии, — учтиво сказали ему. — Рекомендуется придерживаться впредь этого жанра.
— А мои ученые труды?
— Станете упорствовать, вас ждут штраф и отлучение от церкви.
Кампанелла помрачнел. Угроза отлучения связывает его единомышленников по рукам и ногам.
Отлученный от церкви не смеет присутствовать на богослужении. Его не допускают к исповеди. Ему не дают отпущения грехов. Никто не даст ему братского целования, не назовет братом. Верные церкви не поддерживают с ним ни устного, ни письменного общения. Запрещается молиться вместе с ним, трапезовать вместе с ним, спать с ним под одной крышей. Он не может быть истцом по собственному делу, не смеет свидетельствовать в судах, вступать в сделки, составлять завещание. После смерти тело его не может быть погребено в освященной земле. При жизни он подобен убиенному, после смерти он — падаль. Вот что скрывается за грозными словами: «торжественное отлучение». Отлученный — изгой. Его сторонятся, как зачумленного. Все это страшно. Однако все это происходит вокруг и вне отлученного. А что происходит с ним самим? Неужто приговор об отлучении означает гибель души? Быть не может, чтобы бог подчинялся решению земной власти! Что происходит с разумным, мыслящим человеком, которого отлучают от церкви? Что испытывает он? Что меняется в его жизни? Кампанеллу не страшила потеря судебных прав. Ему безразлично, где его похоронят. Но может ли он требовать того же от других? Вот делла Порта умный, просвещенный, а угроза отлучения убила его.
— Мы станем свободными лишь в тот день, когда перестанем, бояться отлучения, — сказал Кампанелла другу, — когда мы поймем: оно ничего не значит. Оно не властно над нами.
С болью душевной увидел он, как испугался старый делла Порта. Лицо его помертвело.
— Может быть, настанут лучшие времена, — робко проговорил он. — Станем молиться об этом.