Откуда у них деньги? Откуда деньги у фуорушити? А крестьяне, если им только намекнуть, что для успеха восстания нужно раскошелиться, тут же отвернутся от того, кто это скажет, не хватало им еще и поборов во имя свободы.
Однако Мавриций обдумал, чем прельстить турок. В случае успеха восстания они за свою помощь получат торговые льготы на побережье. Эта выгода больше любой суммы наличными. А где гарантия, что турки выполнят уговор? Гарантия была. Неожиданная и прочная. Турецким флотом командовал Синан-паша Чикала. Итальянец родом, он в молодости был захвачен турками в плен, принял мусульманство, сражался на их стороне и теперь командует одним из их флотов. Именно с лазутчиками Чикалы и вел переговоры Мавриций. У Чикалы в Италии осталось много родственников. Это и есть гарантия. Чикала — выходец из Италии, знает, что такое кровная месть, особенно если мстителями выступят фуорушити. На договор с ним, пусть и не записанный на бумаге, можно надеяться!
Мавриций восхищал Кампанеллу: человек действия восхищал человека мысли. Мавриций изумлял Кампанеллу. Мавриций не видел греха в том, чтобы сговориться с турками, но бледнел, едва рассуждения Кампанеллы касались религии. Нет, он не слишком страшился священников. Инквизицию он люто ненавидел и говорил, что, очутившись в ее власти, лгал бы, не считая того за грех. Но он боялся ответа, который придется держать на Страшном суде. Его вера в Бога, Троицу, приснодеву Марию и всех святых, особенно в своего патрона святого Маврикия, не знала и тени сомнений. Чего доброго, он мог раскрыть планы заговорщиков на исповеди, убежденный, что исповедник даст ему отпущение, а тайну исповеди сохранит.
Дионисий знал, какой бедой нередко оборачивалась для исповедующихся такая вера, и убедил Мавриция, что сам будет его исповедником. И все же Дионисий предупредил Кампанеллу, чтобы тот больше никогда не говорил с их новым другом о сомнениях в догматах веры, если не хочет отпугнуть его.
Кампанелла согласился. Горько, что нельзя быть до конца откровенными с теми, с кем готовишь восстание. Бессмысленно посвящать фуорушити в сокровенные планы устройства будущей республики — люди непросвещенные их не поймут. Опасно открывать Маврицию свое отношение к догматам веры. Приходится учиться искусству умалчивания, прибегать к неполной правде.
Размышляя над путями, которые ведут к власти, — а для переустройства жизни нужна власть, — он вспомнил слова греческого поэта Пиндара:
Путем кривды Кампанелла идти не хотел. Но как горько, что нельзя идти путем полной правды! Горько, ибо даже проповедникам, которые стали его помощниками, он не до конца мог открыться. Переговоры с турками решено держать от них до последней минуты в тайне. Зато им можно было открыть другое — рассказать о великом предначертании родного края.
Глава XXXVI
Ученики и друзья Кампанеллы собрались на выгоревшем склоне горы Стило, выставили дозорных, уселись на камнях или прямо на земле в тени старого пробкового дуба. Отсюда хорошо виден город, дороги, расходящиеся от него, серебристая зелень оливковых рощ, рыжие камни церкви Ла Каттолика.
Кампанелла заговорил медленно, негромко, прислушиваясь к своим словам, искал их, как в темноте невидимую тропинку. Потом голос его стал тверже. И вот уже слушающих захватила его речь. Он напомнил о далеких временах, когда эта земля, лежащая окрест Стило, ныне обездоленная, ограбленная, нищая, звалась Великой Грецией. Города ее, некогда основанные людьми, приплывшими из Греции на кораблях, стали богаче, прекраснее и просвещеннее греческих. Здесь процветали науки, ремесла, искусства, поэзия. Люди, поселившиеся на этой земле, и те, что жили на ней прежде, слились в единое племя — сильное и прекрасное. Они были горды и свободны. Самому Риму противостояли! Кампанелла воспламенился. Один из городов Великой Греции, Тарент, потопил корабли Рима, осмелившиеся появятся без причины и права под стенами Тарента. Кампанелла оборвал себя на полуслове. Борьба Тарента против Рима, начавшаяся так прекрасно, продолжилась не очень-то счастливо. Римляне разгромили гордый город. Не время сейчас говорить об этом.
Оказывается, тот, кто готовит восстание, даже говоря об истории, не каждую страничку в ней может вспоминать. Раньше Кампанелла об этом не думал. Ему нужны сейчас лишь те страницы истории, что поднимают дух, что вселяют надежды.