Монах рассказывал о некоем брате Томмазо. Если бы Якопо мог послушать того! Слушаешь, и кажется, ты живешь уже в новом, прекрасном, разумном мире, где бедный больше не беден и незнатный в почете.
Якопо стар, болен, необразован, но и он может внести свою лепту в святое дело. Нужно, чтобы он от рассвета и до заката не спускал глаз с моря и, едва завидит турецкие корабли, зажег костер, а потом послал внука в монастырь. С корзиной рыбы, где будут лежать раковины по числу кораблей. И еще: если к нему когда-нибудь придет человек, передаст привет и спросит, как его больная рука, значит, это друг. Ему нужно помочь: позволить переночевать в своей хижине или отвезти на лодке, куда он попросит. И, наконец, обо всем, о чем они говорили, никому не нужно рассказывать. Якопо пообещал, хотя и подивился такому предупреждению. Какая тайна в том, что он обещал предупредить о турецких кораблях? Это от турок тайна! То, что близятся перемены, тоже не тайна, об этом толкуют все и постоянно. Но он обещал молчать, слово свое сдержит.
Якопо набрал сухих водорослей и мха, стащил в кучу обломки старой лодки и все выброшенное морем, что могло гореть, приготовил смолы, чтобы дым был чернее. Когда дым поднимется вверх, его заметят рыбаки, живущие дальше по берегу, и тоже разожгут костры. Но первым будет он! Якопо всегда славился зоркостью, а к старости она стала и вовсе удивительной. Рыбак поклялся все исполнить. Да и как не поклясться! Предупредить о приближении турецких кораблей — дело благое.
Море было таким, как всегда в эту пору, в августе, — его синева, прозрачная и светлая на рассвете, темнела и густела к полудню. Белые облака неподвижно висели над ним. С юга дул несильный ровный ветер. Терпеливо ждал Якопо появления кораблей. Он ждал их на горизонте, а они внезапно и бесшумно выплыли из-за ближнего мыса. Это были не турецкие корабли. Борта турецких галер невысоко поднимаются над водой, и на них не только паруса, но и весла. А это высокобортные парусники с резными фигурами на носу, с жерлами пушек, высунутыми в темные вырезы бортов. Испанские корабли!
Якопо замер в растерянности. Появление турецких галер не испугало бы рыбака так, как внезапное и потому устрашающее возникновение испанских кораблей. Он не знал, как ему поступить теперь.
И все-таки он решился. Корабли есть корабли! Якопо высек кресалом огонь из кремня, раздул затлевшее огниво, поднес его к мху, сложенному под хворостом. Занялся огонек. Едкий дым ел глаза. Скоро костер запылал. Над ним поднялся черный столб смолистого дыма. Рыбак сосчитал корабли, вытянул из воды корзинку, где билась рыба, вложил в корзину ракушки по числу кораблей, растолкал спавшего внука, сунул ему корзинку в руку, напомнил, куда он должен идти, и, поколебавшись, проговорил: «Скажи там, это не турки, это испанцы! Скажи — испанцы. Беги!»
Он подбросил в костер сушняка и кинул ветошь, пропитанную смолой, — столб дыма стал еще чернее. Скоро на другом мысу, где корабли еще видны не были, тоже поднялся в воздух столб дыма — весть подхвачена! Теперь все побережье узнает — чужие корабли подошли к берегу. Весть дойдет до тех, для кого она предназначена, только не объяснит, что корабли испанские. Об этом станет известно, когда внук доберется до монастыря…
Тут вдруг на борту первого корабля вспухло белое облако, тяжело грохнул гром, в воздухе что-то просвистело. Сильный удар сотряс землю. Около Якопо песок фонтаном взлетел в воздух. По нему, по его костру выстрелило корабельное орудие. Ага, значит, испанцам не понравилось, что он подал сигнал! Мало радости, когда по тебе садят из пушки, но Якопо почувствовал облегчение — раз испанцы недовольны, он поступил правильно.
От корабля отвалила шлюпка. Гребцы изо всех сил налегали на весла. Дожидаться, пока они высадятся, Якопо не стал. Не ждал от них ничего хорошего. Пусть гасят его костер, если хотят. Костры уже полыхают вдоль всего побережья. Всех не загасишь! Уйти далеко он не успел. Его настигла посланная за ним погоня. Испанский офицер жестоко бил рыбака, допытываясь, кто велел ему зажечь костер. Перед смертью Якопо вспомнил старинную поговорку: «Испанцы хуже турок!»
Глава XLI
В жизни Кампанеллы было много трудных дней, но этот оказался самым трудным. Весть о появлении кораблей поразила его преждевременностью. Рыбакам было велено наблюдать за морем загодя. Но корабли ожидались много позднее. Видно, у них были причины изменить срок. Как быть с сигналом для выступления? Подавать или выждать? Он не мог принять такого решения без Мавриция и Дионисия, а их, как на грех, именно в этот час с ним не было — сложен, разветвлен заговор, и обоим хватало дел в других местах.