Поспешно покинув храм, я вернулся домой, чтобы поразмыслить над тем, что мне довелось увидеть великого и ничтожного в этот день {12}.
Письмо XIV
[Прием, оказанный китайцу знатной дамой.]
Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,
первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.
Недавно меня приятно удивило послание одной знатной дамы, которая сообщала, что жаждет познакомиться со мной и с нетерпением ждет нашей встречи. Не скрою, дорогой Фум Хоум, моему тщеславию это приглашение весьма польстило. Я тешил себя надеждой, что эта дама случайно увидела меня в каком-нибудь собрании и воспылала к моей особе такой страстью, что забыла о приличествующей ее полу сдержанности. В своем воображении я рисовал ее во всем блеске молодости и красоты и представлял в окружении амуров и граций. Словом, я отправился к ней, полный самых радостных предвкушений.
Как только меня провели в ее покои, все мои упования разом рассеялись: на кушетке там в небрежной позе возлежало крохотное морщинистое создание, которое благосклонно закивало при моем приближении. Это, как мне сообщили, и была хозяйка дома, равно славная знатностью, изысканностью манер, вкусом и умом. Я был одет по европейской моде, и потому она приняла меня сперва за англичанина и приветствовала по их обычаю, но не успел лакей доложить ее светлости, что я господин из Китая, как она мгновенно вскочила со своего ложа и глаза ее живо засверкали.
- Боже правый! Неужели этот джентльмен и в самом деле родился так далеко от Англии? До чего он своеобычен и удивителен! Боже! Как мне нравится чужеземный склад его лица! А заморский широкий лоб! Он неотразим! Я, кажется, отдала бы все на свете, чтобы увидеть этого господина в китайском платье. Прошу вас, сударь, станьте ко мне спиной и дайте поглядеть на вас сзади! Вот так! Нет, у вас и в самом деле вид путешественника. Эй, кто-нибудь из слуг, принесите-ка сюда блюдо с мелко нарезанным мясом! Я жажду увидеть, как он ест! Скажите, ради бога, сэр, с собой ли у вас палочки для еды? Это так мило, когда мясо кидают в рот. Пожалуйста, сударь, скажите что-нибудь по-китайски! Я и сама немного изучала этот язык. Боже, нет ли у вас при себе чего-нибудь китайского? Чего-нибудь эдакого, неизвестно для чего предназначенного? У меня уже есть штук двадцать прелестных китайских вещиц, совершенно бесполезных. Взгляните хотя бы на эти кувшинчики. Они настоящего тускло-зеленого цвета и служат только для украшения.
- Сударыня, - вымолвил я, наконец, - они, хотя и кажутся вам прекрасными, ничтожны в глазах китайца, но это полезная утварь, которая есть в каждом доме.
- Нет, вы заблуждаетесь, сударь, они ни на что не годятся!
- Как, неужели они не наполнены чаем, как принято в Китае?
- Даю вам слово, сударь, они стоят пустые и совершенно без дела.
- В таком случае это самые нелепые и неудобные вещи, какие мне только доводилось видеть, ибо изящны только те предметы, в которых красота сочетается с полезностью.
- Ничего подобного! - сказала дама. - Я начинаю подозревать, что вы и впрямь настоящий варвар. Вероятно, эти две чудесные пагоды тоже вам не по вкусу?
- Как! - вскричал я. - Неужели грубые суеверия Фо распространились даже здесь. Я питаю к пагодам глубочайшее отвращение.
- Китаец, да к тому же путешественник, и лишен вкуса! Я вне себя от изумления. В таком случае, сударь, полюбуйтесь хотя бы храмом в китайском вкусе. Видите его в конце сада? Есть ли в Китае что-нибудь очаровательней?
- Сударыня, я вижу небольшое старинное сооружение, которое можно назвать китайским храмом не более, чем египетской пирамидой, ибо оно равно не похоже ни на то, ни на другое.
- Как? Оно не похоже на китайский храм? Право же, вы ошибаетесь, сударь. Мистер Фриз, его строитель, сказал, что это китайский храм, а уж в его вкусе еще никто не дерзнул усомниться.
Тут я уразумел, что перечить ей - пустое занятие, и решил держаться с ней не как наставник, а как ученик. Она показала мне несколько комнат, убранных, как она уверяла, в китайском стиле. Каждая полка была там установлена извивающимися китайскими драконами, приземистыми пагодами и неуклюжими мандаринами.
Необходимо было двигаться с величайшей осторожностью, чтобы не разбить какую-нибудь хрупкую безделушку.
В таком доме, подумал я, следует быть постоянно начеку, подобно рыцарю, попавшему в заколдованный замок, где на каждом шагу его подстерегают неожиданности.
- Скажите, сударыня, - осведомился я, - неужели со всеми этими украшениями никогда ничего не случается?
- Сударь, человек рожден для несчастий, - ответила она, - а потому мне суждено выстрадать свою долю. Три недели тому назад небрежный лакей отломил голову моему любимому мандарину. Едва я оправилась от этого удара, как обезьяна разбила прелестный кувшин. Это несчастье я приняла особенно близко к сердцу, поскольку его причинил мне друг! Я, однако ж, вынесла и это испытание, но вот не далее как вчера я лишилась сразу полдюжины драконов, которые упали с каминной мраморной доски и разлетелись вдребезги. Но я и это, как видите, пережила. Вы не можете себе представить, как в этих бедах утешает меня философия! Сенека {1}, Болинброк {2} и другие философы - мои спутники и наставники, которые учат сносить жизненные невзгоды.
Я невольно улыбнулся при мысли о том, что эта дама сама повинна в своих горестях и при этом жалуется на свою злосчастную судьбу. Посему, устав от притворства и желая предаться размышлениям в одиночестве, я откланялся в ту минуту, когда лакей, выполняя приказ госпожи, принес тарелку с мясом.
Прощай.
Письмо XV
[Против истязания животных. Притча из "Зенд-Авесты" {1} Заратустры.]
Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,
первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.
Лучшие из здешних жителей прикидываются страстными любителями животных. Послушав их, начинаешь верить, что они не убьют и кровопийцу-комара; они кажутся столь сострадательными и чувствительными, что их и впрямь можно принять за друзей всего сущего, покровителей самой ничтожной букашки или ящерицы. И тем не менее - ты не поверишь! - я видел, как эти самые люди, похвалявшиеся своей добротой, пожирали фрикасе из мяса шести животных. Что за странная непоследовательность: жалеть и в то же время поедать того, кого жалеешь. Лев обычно грозно рычит над своей добычей, тигр страшным ревом запугивает жертву; ни одно существо не выказывает расположения к недолговечному пленнику, кроме человека и кошки.