Человек рожден для простой и невинной жизни, но он изменил своей природе; он рожден, чтобы вместе со всем живым наслаждаться щедротами небес, но присвоил их себе. Он рожден разумным властелином над дикими животными, но стал их тираном. И случись эпикурейцу пресытиться на вчерашнем пиру, двенадцать животных наутро подвергнутся самым изощренным мукам, дабы пробудить в нем аппетит для следующей преступной трапезы. О простые и благородные восточные брамины! Вы искренние друзья тех, что подобно вам рождены для счастья! Вы никогда не искали минутных радостей ценой чужих страданий! Вы никогда не изучали искусства мучить, рождаемого пресыщением, никогда не объедались за преступной трапезой. Сколь возвышенны и чисты ваши ощущения в сравнении с нашими! Все стихии несут вам свои дары: незамутненный устами ручей для вас новый дивный напиток, а дыхание свежего ветра - новое лакомство, слишком изысканное, чтобы оно могло быть доступно западному воображению.
Хотя европейцы и не верят в переселение душ, тем не менее, некий здешний врач {2} весьма убедительно и здраво доказывал, будто в телах животных обитают демоны и души грешников, которые обречены томиться в этих узилищах, пока второе пришествие не возвестит им вечной кары. Но прежде чем пробьет этот час, им суждено сносить все лишения и муки, которые причиняют им люди или животные. Если и впрямь дело обстоит так, то вполне возможно, что когда мы сечем насмерть поросят или варим живьем омаров, мы подвергаем мучительнейшим пыткам какого-нибудь давнего своего приятеля или близкого родственника, а затем его подают к столу, за которым он некогда был самым желанным гостем.
"Кабул, повествует Зенд-Авеста, родился на заросших тростником берегах Мавра. Владения его были необозримы, а роскошь соперничала с богатством; он ненавидел кротких браминов и презирал их святую веру. Каждый день он ел мясо сотни различных животных, а его повара знали сотни способов, как раздразнить само пресыщение. И тем не менее, он не дожил до преклонных лет, а умер оттого, что не знал меры и объедался. Его отлетевшая душа предстала перед суровыми судьями, которые были душами тех самых животных, что пали некогда жертвой его обжорства.
Он трепетал этих судей, с которыми прежде обошелся как жестокосердый тиран, он молил о жалости, но ни в ком не находил сострадания.
- Неужто он не помнит, - сердито вскричал кабан, - каким мукам меня предали и не ради утоления его голода, а в угоду тщеславию. Меня затравили, а потом сочли мое мясо недостойным его стола. По моему мнению, самая подходящая кара - превратить его в свинью, на которую он больше всего походил при жизни.
- Я же предлагаю, - проблеяла овца с судейского кресла, - чтобы он понес наказание в теле ягненка, тогда его душе пришлось бы по четыре-пять раз в месяц расставаться с телом.
- Если собрание прислушается ко мне, - промычал теленок, - то этот человек должен принять мое обличье. Каждый день мне пускали кровь, чтобы мое мясо сделалось белее, а потом безжалостно убили.
- Не будет ли разумнее, - закудахтала курица, - откормить его на манер домашней птицы, а после запечь в собственной крови, как сделали со мной.
Большинству такая кара пришлась по вкусу, и ее уже собрались утвердить без лишних проволочек, как поднялся вол и сказал:
- Насколько мне известно, супруга подсудимого ждет ребенка. Умея провидеть грядущее, я знаю, что родится сын, болезненный, хилый, недужный, который будет в тягость себе и ближним. Не лучше ли, друзья, осудить душу отца на заточение в теле сына, дабы родитель на себе испытал все те немочи, которые вследствие невоздержанности он передал по наследству своему потомству?
Остальные судьи одобрили столь мудрое наказание и поблагодарили вола за добрый совет. Кабула снова низринули на землю, и душа его, поселясь в теле собственного сына, промучилась тридцать лет под бременем злосчастья, тоски и болезней".
Письмо XVI
[О лжи, распространяемой книгами, претендующими на истинность.]
Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,
первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.
Сказать по правде, не знаю, чем я больше обязан побывавшим в Китае миссионерам: полезными сведениями или ложными представлениями, которые они внушали мне своими россказнями. Они, например, уверяли меня, будто папа это мужчина, который стоит во главе церкви, в Англии же все в один голос твердят, что это блудница в мужском платье {1}, и его чучело нередко сжигают на костре, как самозванца. Те и другие сочинили по этому поводу тысячи книг: священники вечно спорят друг с другом, а когда не хватает доказательств, возмещают их бранью. Кому из них верить? Или, может быть, не верить никому? Когда я думаю о нелепостях и выдумках, которыми полны книги европейцев, я благодарю небеса, что родился в Китае и обладаю достаточной проницательностью, чтобы распознать обман.
Европейцы упрекают нас за то, что в нашей истории много лжи, а в хронологии - путаницы. В таком случае, как же они должны стыдиться собственных книг, многие из которых написаны докторами их богословия? Ведь в них постоянно с самым серьезным видом рассказываются чудовищные басни. Это письмо не вместит всех тех нелепостей, которые я находил в подобных писаниях, а посему ограничусь лишь пересказом того, как ученые мужи описывают обитателей земли. Не довольствуясь простыми уверениями, они вдобавок иной раз утверждают, будто сами были очевидцами того, о чем повествуют.
Некий христианский богослов {Augistin de Civit. Dei, lib. XVI, p. 422. [Августин {2}. О гр[аде] бож[ием], кн. XVI, стр. 422].} в одном из главных своих сочинений утверждает, что есть на свете люди, которые имеют один глаз посреди лба. А чтобы развеять все наши сомнения, он в другой своей книге {Augistin ad fratres in Eremo, Serm. XXXVII [Августин. К братьям в пустыни, Проп. XXXVII].} объявляет это непреложным фактом, коему он сам был свидетелем. "Когда, - пишет он, - я вместе с другими слугами христовыми отправился в Эфиопию, дабы нести туда свет евангелья, на юге страны мне встретилось целое племя людей, у которых посреди лба находился один-единственный глаз".
Тебя, почтенный Фум Хоум, конечно, поразит бесстыдство этого сочинителя, но, увы, он не одинок и лишь позаимствовал эту историю у своих предшественников. Так, Солин {3} сотворил еще одних циклопов - аримаспов, {4}, которые живут по берегам Каспийского моря. Далее тот же Солин повествует о жителях Индии, у которых якобы всего одна нога и один глйз и которые, тем не менее, необычайно ловки, очень быстро бегают и даже промышляют охотой. Трудно сказать, чего больше заслуживают эти люди: сочувствия или восхищения, но кто действительно достоин сострадания, так это те, кого Плиний {5} именует кинамольками, у которых собачьи головы. Они не владеют человеческой речью и принуждены выражать свои мысли при помощи лая. Солин подтверждает то, о чем мимоходом упоминает Плиний, а французский епископ Симон Майоль {6} говорит о кинамольках как о существах, хорошо ему известных. "Миновав египетскую пустыню, - пишет он, - мы встретились с кинокефалами, которые населяют край по соседству с Эфиопией; живут кинокефалы охотой; они не умеют говорить, а только свистят; подбородок у них похож на змеиную голову, на пальцах длинные острые когти, грудь словно у борзой, которую они превосходят быстротой и проворством". Но представь себе, друг мой, этот диковинный народ, вопреки своей внешности, отличается необычайной тонкостью чувств, превосходя в этом отношении и жен лондонских олдерменов и китайских мандаринов. "Эти люди, - продолжает наш правдивый епископ, - с охотой пьют вино, любят жареное и вареное мясо, особенно привередливы во всем, что касается приправы, а пищу даже с малым душком с негодованием отвергают. Когда Египтом правили Птолемеи {7}, - продолжает он несколько ниже, - люди с песьими головами обучали грамматике и музыке". Не поразительно ли? - Люди, не имея голоса, учат музыке и, не умея говорить, грамматике! Даже последователи Фо не утверждали таких нелепостей. До сих пор нам рассказывали о людях с обезображенными головами или с песьими мордами. Но что бы ты сказал, услышав, к примеру, о людях просто без головы? Помпоний Мела {8}, Солин и Авл Геллий {9} охотно повествуют нам и о таких. "У блемиев нос, глаза и рот расположены на груди или, как утверждают некоторые, на плечах".