Я с трудом, но вспомнил пожилого таджика из Афганистана, который упорно добивался встречи со мной. Его родственники звонили мне из Кумсангира несколько раз и просили встретиться с ним, при этом говорили, что не знают о цели его встречи. Я не мог понять тогда, зачем я понадобился афганцу, но когда в очередной раз поехал в Курган-Тюбе, решил встретится с ним. Меня тогда удивило, что степенный седобородый человек был как-то слишком эмоционален и радовался, что мы наконец-то увиделись, потому что из-за этого он не мог вернуться домой. Он передал мне добрые пожелания от Ахмад Шаха Масуда, а я тогда ему не поверил. Для нас Масуд был легендарной личностью, звездой, не достигаемой для простых смертных. Наконец, я преодолел свое смятение и подтвердил, что встречался с его посланцем, поблагодарил за поддержку и внимание.
Я рассказал Масуду, что еще утром вчерашнего дня я находился в Вахшской долине, там, где в конце июня шли ожесточенные бои между двумя таджикскими вооруженными группами. Слава Богу, конфликтующие стороны при моем посредничестве обменялись заложниками, ведут диалог, вот уже две недели, как наступило затишье. Масуд слушал с интересом, задавал вопросы, хотел узнать мотивацию участников конфликта.
Беседа затягивалась, вошел помощник и предупредил Масуда о его встрече с иностранной делегацией. Я встал, чтобы попрощаться, а он вдруг спросил:
— Вы вылетаете завтра, а какие у вас планы на сегодня?
Я, смеясь, ответил:
— Ничего конкретного, я увидел вас и тем самым планы свои выполнил.
Когда я, попрощавшись, пошел к выходу, он сказал:
— Мне надо принять иностранную делегацию, я буду занят недолго, а после продолжим нашу беседу, — он открыл другую дверь, это оказалась его комната отдыха. — Простите, что я вас покидаю. Пожалуйста, не считайте себя гостем, будьте здесь за хозяина.
Так получилось, что этот день мы провели вместе. Мне посчастливилось стать свидетелем его встреч с разными посетителями. Когда приходили люди, он просил меня остаться, говорил:
— Оставайтесь, ближе узнаете нас и наши трудности.
А после его встреч мы снова говорили о проблемах наших стран, переживали, строили предположения, мечтали. Одна из самых болезненных тем, которая волновала нас, касалась распространения наркотиков. Я говорил о том, что территория Афганистана стала основным поставщиком опиума и героина, что все больше молодых людей в Таджикистане вовлекаются в преступную деятельность по продаже наркотиков, происходит эрозия законности и порядка, нередко те, кто должен защищать границу или законность в стране, сами становятся частью смертоносного бизнеса. У нас появились местные наркодельцы с шикующим стилем жизни, которые становятся примером для молодых, происходит деморализация общества. Я сказал ему, что два года назад имел долгую беседу на эту тему с председателем КГБ СССР Крючковым, но совершено очевидно, что на фоне распада СССР, острого экономического кризиса и нестабильной ситуации в Таджикистане, негативные тенденции с распространением наркотиков будут разрастатьс, и что у наших стран не может быть счастливого будущего, если одна сеет на своих полях смерть, а другая распространяет ее в виде наркотического зелья. Пока мы обсуждали эту тему, улыбка сошла с его лица, он словно постарел.
— Борьба с этим злом будет трудной и продолжительной, — говорил он.
— Уж больно много людей, как внутри страны, так и за ее пределами, заинтересованы в ней. Пока не восстановим цельность своего государство, пока не будет порядка, законности и единства страны, пока не восстановим экономику, не создадим рабочие места, не поднимем уровень образования, война на этом фронте будет проигрышной.
Я согласился, что многое будет зависеть от социально-экономического развития послевоенного Афганистана, и в связи с этим начал с ним обсуждение другого вопроса, непосредственно связанного с первым. Развитие экономики, как Таджикистана, так и Афганистана, связанно с развитием инфраструктуры дорог. Я несколько лет “носился” с идеей реанимации “шелковых путей” в новых условиях. Таджикистан словно в ловушке, не имеет внешних торгово-экономических путей. Я рассказал Масуду, что два года назад вел переговоры в Пекине с участием одного из руководителей Синдзяна о возможности строительства дороги до китайской границы на Восточном Памире. Китайская сторона благожелательно отнеслась к этой идее и со своей стороны готова была взять на себя строительство своего отрезка дороги. Наверное, продолжил я, следует рассмотреть возможности строительства дороги от Ишкашима в сторону пакистанского Читрала, если, конечно, в принципе это возможно.
Ахмад Шах Масуд подтвердил, что, конечно, это трудно, и требуются усилия многих стран, но вполне возможно. Он продолжил, что неоднократно проходил по этому маршруту пешком, и, рассмеявшись, добавил, что иногда переходил границу и ночевал на нашей стороне, потому что так было безопаснее. В Советском Союзе, да еще ночью нас не искали.
Я заметил, что всякие проекты, связанные с созидательной деятельностью нравились ему, он, словно инженер-конструктор и менеджер в одном лице, легко вовлекался в обсуждение. Он сказал, что рабочей силы будет достаточно, тысячи афганцев смогут строить эту дорогу, будут нужны строительная техника и инвестиции международных организаций. Он добавил, что древние пути были протоптаны людьми в течение многих столетий, прочерчены многими поколениями, а поэтому являются естественными и удобными.
За обедом к нам присоединились его помощники и доктор Абдулло. В непринужденной обстановке мы шутили, говорили о каких-то пустяках, со стороны незнакомый человек не смог бы определить, кто начальник, а кто подчиненные. Таким Масуд был и в последующих встречах, спокоен, скромен, непритязателен, он был одинаково прост в общении со всеми независимо от ранга и статуса собеседника. Но в этой простоте было заложено удивительное чувство собственного достоинства и одновременно уважение к собеседникам.
Вечером Ахмад Шах, прощаясь, пригласил доктора Абдулло и сказал мне, что если он будет в провинциях, или по какой-либо другой причине я не смогу с ним связаться напрямую, то мне надо обращаться к доктору Абдулло, который является его ближайшим помощником и сделает все, что необходимо. Затем он попросил у него один афгани, разорвал его пополам, протянул нам по половинке и, обратившись ко мне, с улыбкой сказал:
— А если вы пришлете свое доверенное лицо или письмо, то ваша половинка станет верительной грамотой.
Это была моя первая, но, к счастью, не последняя встреча с Ахмад Шахом Масудом».
В июне была создана новая партия Национальное исламское движение Афганистана (НИДА), которую возглавил Абдул Рашид Дустом. В НИДА входили узбеки, таджики и хазарейцы. Постепенно Дустом подчинил себе шесть северных провинций.
В августе 1992 года велись массированные артиллерийские и ракетные обстрелы Кабула. Отмечались значительные разрушения в столице, жертвы среди мирного населения. Немало снарядов разорвалось и на территории российского посольства. Были убитые. Афганской столице нанесен ущерб гораздо больший, чем за все предыдущие годы гражданской войны. Кабульцы с ностальгией вспоминали те времена, когда советские войска обеспечивали им спокойную жизнь.
К концу августа количество убитых мирных жителей столицы перевалило за две тысячи, десятки тысяч были ранены, более 200 тыс. покинули Кабул. В таких условиях было принято решение об эвакуации сотрудников российского посольства. Как оказалось, это была очень своевременная акция, так как вскоре комплекс зданий российского посольства в Кабуле был разграблен и разрушен. Тогда же было эвакуировано большинство сотрудников дипломатических миссий и представительства ООН.
Рассказывает Николай Быстров: «Иногда Масуд направлял меня охранять некоторых своих сподвижников, исполнявших важную миссию, например, доктора Абдуллу, позднее занявшего пост министра иностранных дел. Одно время, когда моджахеды вошли в Кабул в 1992 году, я охранял Наджибуллу, бывшего президента Афганистана, укрывавшегося в представительстве ООН. Тогда он даже шутил, показывая на меня, говорил: “Ничто не меняется. При коммунистах меня охраняли советские, при моджахедах охраняют они же”.