Девица, увидев его в дверях, рванулась навстречу, леденцовые глаза вспыхнули.
- Анатолий Викторович! Вы встали? Боже мой! Как вы себя чувствуете?
- Неплохо, - отозвался Иванцов, солидно покашляв. - Чего и вам желаю.
Молодой человек (не так уж он молод, лет за тридцать) властным движением руки вернул девицу обратно на стул.
- Присаживайтесь, Анатолий Викторович, - пригласил приветливо. - Попьем вместе чайку. Как раз заварка свежая.
Иванцов сел, поднял налитую чашку, понюхал. Пахло настоящим чаем, а не бурдой, какую подавали в столовой хосписа. Чудеса!
- С кем имею честь? - спросил он, стараясь не выпасть из рамок видения, угадать соответствующий тон. Выпадение грозило болевым шоком и дополнительной лечебной процедурой.
- Анатолий Викторович, миленький, - на глазах девицы блеснули слезы, - проснитесь поскорее! Все ужасное уже позади. Это наш друг. Его зовут Антон Сидоркин. Меня-то вы помните?
- Конечно. Вы - Надежда Марютина, подруга моей дочери. И где же, по-вашему, мы сейчас находимся, Надя?
- На конспиративной квартире. Антоша помог нам бежать. Вы долго спали, Анатолий Викторович. Почти трое суток.
- Понимаю. - Иванцов важно кивнул, с наслаждением отхлебнул горячего крепкого чаю. - Мы на конспиративной квартире. И от кого мы здесь скрываемся?
- От всех. И в первую очередь от этого гада ползучего, от Ганюшкина. Мы сбежали, Анатолий Викторович. Из нас не удалось сделать крыс.
- Понимаю, - повторил Иванцов. - Но если этот так, почему бы нам теперь не вернуться обратно в хоспис?
Он надеялся, что те, кто пишет эту сцену, оценят его лояльность даже в таком не правдоподобно реальном мираже.
- Зачем вернуться? - не поняла Надин.
- Ну как же... Там нас лечат, заботятся о нас. Причем учтите, любезная Наденька, я участвую в очень ответственном эксперименте, связанном с выработкой матрицы универсального интеллигента. Могу похвастаться, в случае успеха мне обещали повышение.
- Какое? - В зеленоватых очах вспыхнуло отчаяние. Эта девушка, по мнению Иванцова, слишком быстро переходила из одного настроения в другое. Наверное, компьютерный сбой.
- Хорошее повышение. - Он самодовольно усмехнулся: что ж, пусть знает молодежь, с кем имеет дело. - Возможно, из моих клеток удастся генерировать целое поколение маленьких образованных россиянчиков. Таким образом я буду, можно сказать, родоначальником династии. Этакий паханчик-интеллектуал, хе-хе-хе! Плохо ли?
Надин перевела беспомощный взгляд на Сидоркина.
- Анатолий Викторович, - сказал тот, - не хотите ли скушать нормальную свежую горячую котлетку? Вообще, так сказать, подкрепиться духовно? Можно и рюмочку организовать.
- Почему бы и нет! - обрадовался Иванцов. Через полчаса разговор пошел по-другому. На столе отсвечивала почти опустошенная бутылка. Иванцов с аппетитом умял сковородку картошки и три котлеты, выпил грамм двести водки и несколько утратил бдительность. Пришел к мысли, что сегодняшнее видение - лучшее из тех, какие выпадали на его долю. С энтузиазмом обсуждал возможность их с Надей Марютиной отъезда за границу. На короткое время. Пока здесь, в России, обстановка не устаканится. Сидоркин оказался неглупым, душевно открытым малым и нравился ему все больше, хотя явно бредил. Сказал, что документы уже готовы, но он не может их получить, потому что заперт в клетке. Под клеткой подразумевал эту самую конспиративную квартиру.
Иванцова немного озадачивало, что шел час за часом, а видение не прерывалось и не меняло ритма, что не соответствовало прежним фантомным погружениям в виртуальный мир, которые всегда протекали стремительно и были насыщены тревожным ожиданием неминуемой резкой перемены декораций. Сейчас все происходило так, словно он действительно вернулся в прежнюю жизнь, с ее легко прогнозируемыми, логичными построениями. После всего, что с ним проделали в хосписе, в это невозможно было поверить. Он ничем не обнаруживал внутренней растерянности, напротив, всячески старался показать, что воспринимает ситуацию всерьез. В предложенных обстоятельствах это была, на его взгляд, наилучшая линия поведения.
- Конечно, конечно, - поторопился ответить на очередной вопрос Сидоркина. - Готов ехать хоть завтра куда угодно. Тем более с такой прелестной попутчицей. Меня в Москве ничто не держит. Но позвольте, такая поездка стоит кучу денег... У меня их нет. Я гол как сокол. Все, что было, ушло на лечение.
- Деньги не проблема, - успокоил Сидоркин, дружески ему улыбаясь. - Деньги есть у Надюхи. Верно, Наденька?
- Если не перекрыли счета.
- Не перекрыли. Я проверил. Все в порядке. На первое время хватит с лихвой.
Молодые люди многозначительно переглянулись, и Иванцов отметил, что они безумно увлечены друг другом. Такого тоже не могло быть в видении. Там не было места нормальным человеческим чувствам.
- Все упирается в Ганюшкина, - задумчиво произнес Сидоркин, наполнив бокалы себе и Иванцову водкой, а Надин красным вином. - Это серьезное затруднение. При его возможностях он наверняка перекрыл все коммуникации. И помощники у него грамотные. Гонят по всем правилам... Анатолий Викторович, я ведь рассчитываю на вашу помощь.
- Чем же я могу помочь? - Иванцов впервые ответил без тайного лукавства, не испытывая необходимости в психологической страховке, и Надин мгновенно почувствовала перемену, накрыла его ладонь своей теплой ладошкой, словно оценив проявленное мужество.
- Очень многим, Анатолий Викторович. Вы прошли через этот ад и наверняка знаете его уязвимые места. Только пока не даете себе в этом отчета. Вам нужно собраться с мыслями. Вы встречались в Ганюшкиным?
- Встречался, но смутно.
- Ничего, что смутно... Что вы о нем думаете? "Вот и ловушка", - подумал Иванцов и смело в нее шагнул.
- Заметная личность. Носиком вертит, глазками буравит, личико красное, как обожженное, но рогов нет. Грешный человек, как мы с вами. Но с большой властью. Власть его как раз от рогатого. Власть капитала.
Иванцов с удовольствием слушал самого себя: ишь как складно излагает, не разучился. Вдобавок брезжило ощущение, что все происходящее - не подделка. И этот парень с темными внимательными глазами, и Олина школьная подружка - они настоящие, из плоти и крови. Не двойники, не греза, а может быть, даже единомышленники. Для закрепления этой мысли поскорее хлопнул водки. Водка тоже была настоящая, чуть паленая, с сивушным запахом. Как бы родная. Но сам-то он кто такой? Разве его душу не препарировали в лабораториях хосписа и не разместили в пробирках?
Сидоркин поднялся, достал из холодильника новую, запечатанную бутылку.
- Если он человек, в чем я тоже не сомневаюсь, значит, его можно взять за жабры.
- Простите, в каком смысле? - Иванцов с восторгом следил, как полился светлый ручеек по бокалам.
- В прямом, Анатолий Викторович. Поддеть его на вилы - и дело с концом.
- Понимаю, аллегория. - Иванцов заулыбался покровительственно. - Помечтать не вредно. Ах если бы можно всю нечисть поддеть на вилы и свалить в отхожее место! Увы, у нас руки коротки. Мы дети страшных лет России, братцы мои. Угодили в парадигму нашествия. Сопротивляться бесполезно.
- Вы серьезно так думаете?
- Молодой человек, законы истории выше человеческой воли и разума. Нас история приговорила, а не Ганюшкина. За какую вину, другой вопрос.
- Но вы же сопротивлялись. Прятали гвоздь в подошве. Вы же их, в сущности, перехитрили.
На мгновение Иванцовым овладел прежний страх.
- Откуда знаете? - изумился, но столкнулся взглядом с Надин и все понял. - Ах да, разумеется... Только какое это сопротивление? Мышка вырывается из кошачьих лап.
- Не скажите, иногда и этого достаточно. Капля камень точит.
Иванцов с благодарностью принял у него из рук бокал Надин едва слышно пролепетала:
- Анатолий Викторович, я не хочу умирать. И Оленька ваша не хочет.
Иванцов вскинулся.
- При чем тут Оленька? Она на хорошей работе. У Громякина в фаворитках.