В озерном крае тори вступили в союз с индейцами и столь многочисленны, что отвлекают на себя, навязывая нам бои, значительные силы. В Южной и Северной Каролине брат идет войною на брата, и этот братоубийственный разлад сметает целые семьи с лица земли. Кому привелось во время отступления семьдесят шестого года идти на Джерси, тот не забудет, как против нас подымалась вся окрестность, как в нас стреляли из-за закрытых ставень, оставляли нас пухнуть с голоду — а через год точно так же предоставили нам голодать в Валли-Фордж.
В одном только месте революция восторжествовала сразу, безоговорочно и несомненно, и это здесь, в Пенсильвании, самой средь прочих наших земель изобильной — самой, пожалуй, лояльной и, безусловно, самой могущественной. Если падут центральные области, значит, падет и революция, и кто поручится, что, ежели в центральных областях все пойдет прахом, пенсильванская пехота не бросит Вашингтона и не разбредется защищать родные дома?
Хоть вам напоминать такие вещи излишне, позвольте мне коротко вернуться к тому, как развивались в Пенсильвании революционные события. Вы помните, что еще до Конкорда и Лексингтона рабочий люд Филадельфии объединился, создав вооруженное ополчение. В одиночку они, не искушенные в ратном деле, возможно, не одержали бы победу, но к ним, по счастью, присоединились несколько тысяч охотников и фермеров из глухих углов. Не только мушкет, но также длинноствольное ружье да одежонка из оленьей кожи одолели врагов конституции. Аристократы отступили, когда увидели, что им грозит гражданская война, когда увидели у нас в руках оружие. Мы добились конституции, добились законодательства, приличествующего демократическому государству и, храня верность конфедерации, стали тысячами отправлять своих мужчин сражаться под командованием генерала Вашингтона. Я это видел своими глазами. Я был при том, как пенсильванцы прикрывали тылы в Ньюарке, был в Валли-Фордж, когда они валялись на снегу, голодали, но все-таки держались — и это наши охотники сломали англичанам хребет под Монмутом. А еще, господа, я в семьдесят шестом был на Делавэре, когда Вашингтон, ища хотя бы относительной безопасности, переправился во время отступления на западный берег, когда он приказал сделать перекличку, и оказалось, что у него восемьсот солдат — всего восемь сотен, чтобы отстоять для людей доброй воли их будущее, воздвигнуть на фундаменте наших страданий здание нации, — и тут я увидел то, чего мне не забыть до смертного часа, даже если я проживу еще сто лет, — увидел, как из Филадельфии подошли на подмогу трудовые люди, тысяча двести человек, и удерживали на Делавэре линию фронта, пока на соединение с Вашингтоном не подоспел Салливан. За полгода до того ассоциаторы сбежали, не в укор им будь сказано, нужно прожить шесть страшных месяцев, чтобы окрепнуть и возмужать душою, и, когда они вышли из Филадельфии снова — приказчики, каменщики и кузнецы, мельники, ткачи, торговцы тканями, — это были уже другие люди. Пенсильвания давала щедрой рукой, а вот теперь нам воздается по заслугам.
Конгресс удрал, сдал наш город англичанам и тори. Мы взяли его назад — для того, по всей видимости, чтобы он сделался раем для спекулятора, чтобы нас обдирал как липку Дин, чтобы Моррис мог скупать подчистую муку для перепродажи, а Грейвз — взвинчивать цену на табак до двадцати двух долларов за баррель, чтобы Джамисон завалил причалы тюками с шерстью, в то время как солдаты замерзают, а всем нам хорошо известный господин Джейми Уилсон прибрал к рукам на миллион долларов земельных участков в глубинке — плевое дело, когда лесник да охотник ушли воевать — и, не довольствуясь этим, мог беспрепятственно чернить на страницах своей дрянной и злобной газетенки «Пакит» все то, за что народ нашего штата шел под пули. А верным союзником у него — не менее злонамеренная «Ивнинг Пост». Все упомянутое мною, господа, не есть набор случайностей, это продуманное, хорошо организованное наступление на революцию в Пенсильвании. В так называемом Республиканском обществе господина Роберта Морриса республиканского примерно столько же, сколько в Георге Третьем, единственная цель его, сколько можно судить, — это уничтожение конституции, на которой зиждется власть народа.
Я, кажется, заговорился сверх всякой меры, господа. Словом, такова ситуация, с которой я пытался бороться в одиночку, а по мнению генерала Робердо, можно с большим успехом бороться сообща. Остальное решать вам самим…