О-о, есть тигрицы и львицы.
О-о, но их надо добиться.
Запомни, только сильный им нужен,
Или, что, пойдёшь на ужин.
Сцены приобретают возмутительный вид. Чёрные полосы «censorship». Камера крупным планом показывает порочный рот Регины, она облизывает свои кривоватые зубы. Её и без того расширенные зрачки, становятся как солнечное затмение. О, да, сучка, ты была очень, очень плохой слугой народа!.. Пальцы её ног у меня во рту…
Лисы обычно хитрые и капризные.
Иногда как в тисках тебя стиснут.
А тебе бы хватило лягушки из леса,
Ведь после поцелуя она станет принцессой.
Действие припева переносится в некое подобие ночного клуба. На авансцене (стойка сойдёт) я и Регина танцуем танец страсти. Я одет, как преуспевающий сутенёр: шиншилловая шуба и шапка, очки на всё лицо, цепи на шее, скипетр и держава в руках. Регина по-кошачьи изгибается и трётся об меня. На ней короткие облегающие шорты, чулки в крупную сетку, вызывающий макияж, кольца в ушах, татуировка Фемиды на пояснице. Короче, всё как положено.
Де… Де… Делай что хочешь;
Де… Де… Делай что хочешь;
Де… Де… Делай что хочешь,
Но сначала поймай меня!
Нас неимоверно прёт от нашей крутости. На заднем плане нехилая подтанцовка: люди с остановки, участники демонстрации и ОМОНовцы, наш знакомый полицейский с фиксами на зубах отжигает сольный брейк-данс.
«Де… Де… Делай что хочешь;
Де… Де… Делай что хочешь;
Де… Де… Делай что хочешь,
Но сначала поймай меня!»
«Not guilty», — падает печать на весь экран. Все замирают в стильных позах. Бабло начинает сыпаться сверху вниз. Fin.
— Так лучше? — спросил я Аркадия.
— Да, так гораздо лучше. Но, на съёмки этого эпизода уёдёт не меньше денег, чем на весь остальной фильм, — сказал Аркадий.
— Так тому и быть. Думаю, Бондарчук справится, он всё-таки ex-клипмейкер, — высказался я. — Кстати, спасибо за песню группе «5ivesta family».
— Да, спасибо этой замечательной группе, — сказал Аркадий, согласно кивая. — Ещё по напитку?..
Глава 8
«Я как сейчас помню этого мужчину. Он раненый, контуженный, что-ли, был. Он из больницы бежал. Мы тогда жили на Комлева — в центре. И вон этот мужик бежит по зелёным улицам, мимо всех этих старых деревянных домов старого города, которого уже нет, и кричит: «Победа! Победа! Побеееддааа! Мы победили! Победа!»
Я, как всегда прогуливалась по улице, а ключ от квартиры скакал за мной на длинной верёвочке, как собака. Сколько я этих ключей перетеряла!.. Мама меня так ругала за эти ключи, а я не могла с собой ничего поделать… не могла…
Да, этот солдат, значит, бежит и кричит. И, представляешь, люди выбегали из своих домов и начинали тоже начинали кричать: «Победа! Победа!». Все плакали и обнимались. Плакали. Обнимались и целовались, и плакали… Как быстро пролетело время, — ведь казалось, что это было вот только вчера! Я была совсем ещё маленькой, а помню этот день так, как будто это было вчера… Победа! Победа. Победа…»
*****
— Привет, бабуля, с праздником тебя! Кто у тебя там есть? Ты пироги печёшь?
— Нет никого, сынок, ты что!.. Спасибо за поздравление. Ты что не приезжаешь?
— Да вот, с папиком хотел приехать, а он опять отменил поездку…
— Так с подружкой приезжай. У тебя же есть подружка? Вот с ней приезжай. А может, с Надькой приедешь? Она мне сегодня звонила…
— Да, с подружкой приеду, — я подумал о Мусе.
— Приезжай-приезжай, сынок, сейчас уже тепло и хорошо. Лодку спустишь на воду.
— Бабуль, ты же за дезертирство сидела?
— Формально…
— Расскажи ещё раз, пожалуйста.
— Слушай: мне тогда было семнадцать лет, когда война вот уже должна была закончиться, но кто ж об этом знал заранее. Нас всех девок из деревни забрали на фабрику в ста двадцати километрах к востоку. А у меня мама тогда умирала… Я решила убежать обратно в деревню, чтобы успеть повидаться…
— Правда, что тебя чуть не съели волки? Когда ты через ночные леса и поля бежала…
— Правда…. Я к маме не успела. А потом пришли уполномоченные люди и меня забрали. В райцентре острог был. Только, значит, меня посадили, а война и кончись. Но шесть месяцев мне пришлось посидеть. А ведь у меня были младший брат и сестра, ты их знаешь.