«Что ж, отличное начало воскресенья», — шипел я, снова упав на диван.
Двадцать девятое июля двенадцатого года. Воскресенье. Звонок телефона.
— Привет, улым! Спишь ещё? Я ведь тебя не разбудил? — лезущий в душу голос Раисыча отвлёк меня от моих семейных неурядиц.
— Нет, Радик Раисович, я уже проснулся, — приветливо ответил я и мысленно послал собеседника в жопу.
— Ну, тогда дуй ко мне. Есть разговор.
*****
Кабинет Команданте. Самого Команданте нет. Раисыч сидит в одном из кресел для посетителей, я сижу в другом. Он уже десять минут обволакивает меня каким-то туманным бредом, смысл которого я никак не уразумею.
— … Системе необходима ротация кадров, понимаешь? — он вопросительно взглянул на меня.
Это, не привязанное ни к чему конкретно, утверждение я готов понимать.
— Понимаю, — не то вопросительно, не то утвердительно, но во всяком случае крайне неуверенно, ответил я.
— Иногда в нашу систему попадают люди, которые не проходят всех ступеней… ступеней, которые должен пройти человек, который рассчитывает на долгую и успешную работу в области судопроизводства… Это, так называемые, чуждые… или… чужие нам люди. Понимаешь? — Раисыч последние несколько предложений говорил, расхаживая по кабинету.
— Нет, не понимаю, — честно ответил я.
Раисыч пригорюнился. Я, как мне показалось, пришёл ему на помощь, сказав:
— Радик Раисович, может, вы мне всё до конца расскажите, применительно к насущной ситуации, и тогда, скорее всего, я всё пойму.
Раисыч переварил мою фразу, закрыл на две секунды глаза, потом посмотрел в потолок и сказал:
— Петрик.
— Петрик, — эхом повторил я. — Да, Петрик…
— Да! — обрадовался Раисыч. — Петрик!
— Петрик! — тоже обрадовался я. — И что же Петрик?
Раисыч видимо расстроился из-за моей непонятливости. Он решил, что фамилия одного из судей нашего районного суда, произнесённая вслух, должна пролить мне свет на всю его глубочайшую мысль во всех подробностях, разъяснение которой он начал с далёких философских спекуляций. Сделав очередное неимоверное усилие над собой, Раисыч раздражённо проговорил:
— Петрик — чуждый нашей системе человек. Он — человек без связей, без семейных традиций, отличник, медалист, краснодипломник, стипендиат, стажировку проходил в Москве… Он, этот Петрик — не тот, кто должен здесь работать. Независимость судей — это опасное явление в нашей стране. Ты, Поль, ты патриот?!
— Несомненно, — без промедления ответил я и даже привстал с кресла.
— И я патриот, и наш шеф патриот! Мы, улым, патриоты! Патриоты не только России (нашей матушки), но и Татарстана! — указательный палец одной из рук Раисыча замер над головой. А судья Петрик — нет! Он, Петрик, он — не патриот! Он принимает самовольные решения по резонансным делам, чем ставит под удар всю вертикаль власти, всё мироздание!.. Понимаешь, Поль?!
— Да! — с восторгов воскликнул я и понял, что мне пора убираться из этого дурдома.
Я даже не хотел знать, к чему ведёт этот козёл, но не мог придумать способа соскочить с его крючка.
— Ты можешь со временем занять место Петрика, ты — умный мальчик, ты справишься, — немного успокоившись, проговорил Раисыч.
Раисыч сел и сделал вид, что глубоко задумался над происходящим. Я сидел молча и глядел на узор ковра.
— Что вы от меня хотите? — тихо спросил я.
Раисыч подскочил как от удара током.
— Вот хорошо, что ты спросил, но сначала я расскажу тебе о том, что ты получишь, если всё правильно сделаешь, — Раисыч многозначительно понизил голос в конце фразы.
Я поёрзал на кресле, — вроде как приготовился слушать.
— Эти несистемные люди не несут ничего, кроме хаоса, — Раисыч сделал паузу, видимо для того, чтобы я осмыслил сказанное. — Расшатывают основы, заложенные предыдущими поколениями.
— Так что я получу? — напомнил я Раисычу.
— Ах, да. Ты получишь восемьсот двадцать тысяч наличными! А когда твой юридический стаж станет достаточным, ты заместишь должность судьи!.. А?! Как тебе такая перспектива?
Не знаю, какую реакцию ожидал увидеть этот плут.
— И что я должен за эти блага сделать? Убить Петрика? — я рассмеялся.
Я всё ещё продолжал смеяться, когда Раисыч сказал: «Да».
— Что «да»? — спросил я, утирая слёзы умиления и жалости к этому старому козлу.