*****
Утро. Осеннее утро в Набережных Челнах — это не осеннее утро в Нью-Йорке, даже не осеннее утро в Новом Орлеане; это, как говорил О.Бендер, не Рио-де-Жанейро, а гораздо хуже. Дмитрий услышал будильник и осознал себя пробудившимся ото сна. Ещё не открыв глаза, Дима понял, что начался очередной день его (а не чьей-то) жизни. Все знают это ощущение, когда просыпаешься, успеваешь (а чаще не успеваешь) удивиться тишине в мыслях, как вдруг подробности твоей жизни (как всегда неправильно интерпретированные твоим ограниченным мозгом) устраивают адскую какофонию в стенах черепной коробки, лезут без очереди на рассмотрение; каждая вшивая проблемка, узрев пробудившегося хозяина, стремится быть если не решённой, то хотя бы рассмотренной в приоритетном порядке. Помимо всех обыкновенных утренних мыслей, появилась та, вчерашняя вечерняя, которая не поддавалась препарированию перед сном и стремилась отвертеться сегодня. Если не встать с постели прямо сейчас, то можно уснуть заново и проспать. Включив утренний автопилот, Дима «залетел» в ванную, затем спланировал в прихожую — нажал кнопку автозапуска на брелке, и наконец, произвёл вынужденную посадку на унитаз. «Автопилот» больше нужен по утрам, чем по вечерам, когда идёшь с пьянки. Утро ведь гораздо более жестокое время суток, чем вечер. Вымыв руки и нажав кнопку «вкл» на электрическом чайнике, Дмитрий принялся есть мясную нарезку. Начавшаяся икота говорила о том, что пора прекращать есть. Проглотив последние два кусочка почти не жуя, Дима поставил тарелку с нарезкой в холодильник, закрыл дверь холодильника, открыл снова, закинул в рот две оливки с косточками. Кофе плюс вода. Чай плюс сахар. Конфета в карман — как маленький, привычка с детского сада. Вниз пешком. Машина уже тёплая. Московское время — семь часов пятьдесят девять минут. Кивок в знак приветствия соседу. Радио: «Как же глупо, как же странно, — осень к нам пришла нежданно». «Да уж…» — подумал Дима, сам не поняв о чём. Телефонный звонок. Радио пришлось выключить. Дима смотрит на экран телефона и вспоминает то, о чём должен был вспомнить и без звонка, но не вспомнил…
Глава от рассказчика
…И вспоминает то, что мог бы вспомнить без звонка, но не вспомнил.
Двенадцать-тринадцать лет назад Набережные Челны были немного другим городом, нежели сейчас. Был другой город не только в плане застройки и численности населения, но и в части отношения к частной собственности и частной же инициативы эту собственность иметь. Капитаны протокапиталистических баталий, за редким исключением, преданы земле и забвению. Немногие выжившие покинули город в разных направлениях, ещё более немногие остались в городе, — кто в шкуре буржуа, кто в шкуре нищих блатных романтиков. Дима и Лёша (по кличке Лексус) были школьными друзьями. Лексус был из тех людей, про которых говорят: «делает деньги из воздуха». Сразу необходимо сказать, что Лексус был намного умнее своего псевдонима, он с юности понял, что головой можно заработать не в пример больше денег, чем обрезком трубы, — этим своим пониманием он качественно отличался от подавляющего большинства своих школьных и дворовых товарищей. Челны в плане разгула преступности были карикатурой или ускоренной версией Казани, — бессмысленные смертельные битвы были ещё бессмысленнее, легальный бизнес чувствовал себя ещё более ненужным органом, чем аппендицит или хвост, невинные жертвы бандитского произвола были ещё невиннее. Благо, понимание того, что пора заниматься бизнесом, а войну оставить на послерабочее время в качестве хобби, пришло к местным пассионариям тоже быстрее, чем к их коллегам в Казани (быстрее, но не раньше). Когда в Казани царила эпоха Просвещения, в Челнах ещё был каменный век.
После девятого класса пути Димы и Лексуса ненадолго разошлись, — Лексус пошёл в техникум, а Дима остался до одиннадцатого класса. После техникума Лексус не закончил какой-то обыкновенный институт, а Дима закончил срочную службу в армию. Дима служил в Ленинградской области, ходил в самоволку в Петербург, полюбил город с его архитектурой и нравами, отдохнув после армии два месяца в родных Челнах, вернулся на постоянное место жительства в Питер. Первый год на новом месте Дима снимал комнату в самом сердце Северной столицы. По размерам эта комната походила на опрокинутый на бок шкаф, обстановка в ней тоже напоминала убранство платяного шкафа. Зато! Зато квартирная плата была «как у клопа», — как сказал герой фильма Гая Риччи. Квартирная хозяйка Димы была копией старухи-процентщицы из романа Достоевского, нрава такого же. Диме не позволялось докупать и использовать какие-либо бытовые приборы, кроме тех, что уже имелись в комнате (в комнате, из бытовых приборов, имелся крючок для шляпы) — ни телевизор, ни DVD, ни компьютер, ни электробритву. Примерно в таких помещениях отбывали наказание воспитанники Царскосельского лицея. В распоряжении постояльцев этой пятикомнатной квартиры была газовая плита (в порядке живой очереди), ванная (чаще) с холодной водой, туалет…