Через полчаса я наконец-то подъехал к воротам частного дома нашего родственника. Набрал папу. Он сказал, что уже вот-вот выходит, в итоге вышел только через двадцать минут. Пока я его ждал немного послушал вечернее шоу по «Европе-плюс» с Камоловым. Время натикало ни много ни мало — двадцать один час с чем-то… Бляха-муха-Цокотуха! Какой длинный день! На три главы бы потянул… Папара-ру-рам… — постукивал я по рулю. В голове была пустота, начинался приступ голода.
*****
Через двадцать девять минут мы причалили к подъезду Эн.
— Давай, идём, — скомандовал папик.
— Сам сумки не дотащишь?
— Пойдём, попьём чай. У тебя глаза красные. Накурился?
— Ладно, пойдём, поку… попьём чай.
Я был не готов увидеть Эн. Третий этаж. Нас уже ждали. Мама Эн наверняка накрыла на стол. Папик шёл первый. Эн открыла дверь.
— Привет дядя Паша! Как доехали?! Бухали всю дорогу?! — спросила Эн, смеясь.
— А как же!
Эн обняла папика, наши взгляды встретились. «Привет», — сказал я одними губами. «Привет», — тихо сказала она, всё ещё обнимая папика. Наверное мои глаза в этот момент были как у дворового щенка, которого ни с того ни сего щёлкнули по носу. Я плёлся за папиком, пока он вваливался в прихожую. Через пять минут я уже ел тушёную капусту, которую ни при каких обстоятельствах не стал бы есть раньше. Если бы мне предложили отведать холодец или медузу, я бы не отказался. Да уж, у Муси «бестолковкой» не раскуришься. По мере того, как желудок наполнялся, я чувствовал всё большее умиротворение.
— Как дела, Поль? — спросила Эн, рассчитывая на дежурный ответ, но не услышала даже его, потому что в этот момент я закинул в рот ещё одну вилку капусты, хотя не проглотил предыдущую. Я сделал жест, означающий «сейчас дожую и отвечу», но когда дожевал, момент для продолжения беседы был упущен. Папик с дядей — отцом Эн — вели обычную беседу некоторое время не видевшихся родных братьев. Эн сделала едва заметный жест означающий «пойдём я тебя провожу до машины и заодно покурим».
— Спасибо, я поехал, — сказал я, вставая из-за стола.
— Давай что, — отозвался папик.
— Во сколько завтра за тобой приехать?
— Ну, позвоню, что уж ты, в самом деле… К восьми подъезжай! — раздражённо ответил папик. — Понял?
— Проводишь меня до машины, — спросил я, обращаясь к Эн. — Понял-понял.
Эн с энтузиазмом закивала. Чёрт возьми, какая же ты красивая…
Перекур начался в полном молчании. Потом Эн набрала воздух в лёгкие, но… ничего не сказала. Потом я набрал воздух в лёгкие и сказал:
— Представляешь Эн, ты мне сегодня приснилась.
— Мда, и что я делала?
— Как будто мы с тобой находимся в одной комнате, а наши армии — мы полководцы, представляешь — идут навстречу друг друга, чтобы сражаться. Абсурд, да?..
— Да. И всё? Больше ничего не было?
— Больше ничего. Абсурд, да?.. — глупо хихикнул я.
— Да…
— Хочешь Ваенгу послушаем?
— Нет, я сейчас уже пойду.
— Ладно… — я включил то, что было. — «Clouse you yes, and I kiss you; tomorrow I miss you…» — зазвучало из колонок. Нажал ещё раз — включился диск: «…бла-ла-ла нам напели мол
Пара лет, до-до конца Света
И за что тебе нравится
Так эта планета?..» Выключил. Я почувствовал стыд за своё пребывание на Земле. Покраснел, стал теребить переключатель скоростей…
Через двадцать минут я уже, умытый и протёртый льдом, лежал на диване и читал с телефона «Работа актёра над собой». «Раз, другой вы посадите себе синяк или шишку на лоб. Преподаватель позаботится о том, чтобы она не была слишком велика. Но слегка ушибиться — «для науки» — не вредно. Это заставит вас в другой раз повторить тот же опыт без лишних размышлений, без мямленья, с мужественной решимостью, по физической интуиции и вдохновению». «Вся моя жизнь посвящена перевоплощению» — сказал мне со страниц Станиславский. «Хорошо», — ответил я. Засыпая, взглянул на часы. «Московское время: двадцать два часа двадцать две минуты», — сказал Станиславский. «Удача при мне», — промямлил я.