Когда дед завёл разговор о моём погружении, я представлял себе нечто более серьёзное. Более водолазное. Более безопасное! Хоть бы фонарь впридачу дали… Или маску, чтобы хоть что-то на глубине разглядеть!
Короче, стою на полусгнивших мостках и пытаюсь неуклюже сделать растяжечку. Ветер мешал расслышать, как Дашуха с Дуняшей эту растяжечку комментируют.
– Кому-то из вас в шланг кислороду давать придётся… пока Когыть ходит. Чур, не мне, – послышался голос деда.
– Чур, не мне, – быстро повторил Кактус.
Покрасневшие от счастья девчонки зашептались.
– Мы по очереди дышать туда будем, Карл Симеоныч! – наконец, выдохнула Дуняша.
Дед посмотрел на неё недовольно. Но шланг, неаккуратно смотанный в четыре восьмёрки, был подан немедленно. Объясняя нюансы моего погружения, дед постарался меня ободрить. Ничего ободряющего я не услышал. И ничего интересного; никаких затонувших на дне ковбойских тевтонцев или ещё чего нибудь такого, ради чего понадобилось лезть в холодную воду в непогожий майский день.
Пропустив мимо ушей страшное предсказание – шланга на всю глубину не хватит! – я попросил лишь об одном; чтобы Дашуха и Дуняша поскорей зажевали свои сигареты мятой с лаврушкой.
– Лавр это… это самое… в наших широтах не растёт, – осадил меня дед.
Я отмахнулся
– Чем хотите зажёвывайте. Но чтоб шланг без запаха был. Я некурящий!
Посовещались, решили, что подавать кислород в шланг следует Дуняше. Дыхание у неё приятнее. Имевшийся у неё «Жувель» был ментоловым. Дашуха же стреляла у дедушки беломор…
Тут из-за дедовской спины Кактус продемонстрировал как быстро ходят часы. Потом изобразил слёзы. Тянуть с погружением больше нельзя. Воскресные мультфильмы про бурундуков пропускать не хотелось Кактусу!
В каком-то ужасном отчаянии я схватил шланг обеими руками, поглядел внутрь, но увидел лишь беспросветно-бездонную ночь с запахом отсыревшей резины.
–Значит так, – дал последнее напутствие Карл Симеонович. – Пескарей и прочей мелочи в Луппе не ищи. Там только щуки. Наиглавнейшая из них – Комар. Зовут его комаром, между прочим, не случайно – нос у него как у комара… ну, в общем, чистое жало. А зачем ему жало – хрен знает зачем. Сам проверишь.
Почему, ну почему этим должен заниматься именно я?
– Когыть у тебя, – продолжал дед, – Никого не боится комар. А когытя может спужается.
– А вдруг не спужается? – поинтересовался я.
– А не спужается, – прогремел дед, – снова на кактусы ловить будем. Услышал аль нет, Бородатый Педро?
Бородатый Педро понурился. Видать не особо хорошо шли дела в тот раз, когда рыбу ловили на кактусы…
Девочки, растопырив руки, давай подкрадываться ко мне, чтобы столкнуть, но я, не дожидаясь помощи, прыгнул с мостков сам… с кучей брызг, гиканьем, но всё ещё без особого представления, что я буду делать на дне Луппы. Той самой Луппы, от которой в погожий денек несёт бражным дерьмом, а вода пачкает кожу не хуже промышленного краскопульта.
Комар здесь больше не живёт
Поначалу плыть было легко. Мешок с мумиё, гуано и прополисом озарял путь. Эта дрянь распространялась в воде, превращаясь в особенное, едва тёплое течение. В таком сточном унитазе, как Луппа было несколько течений. Их можно было определить на глаз. Я определялся по разноцветным ручейкам, струившимся из дырявого полиэтиленового пакета.
Дно хорошо проглядывалось… Мешала трубка, ставшая вдруг вонючей и булькающей. Видать, там наверху что-то не складывалось. Вынырнул!
Вижу – Дашуха и Дуняша, передавают шланг друг другу по очереди. В промежутках они успевали курить. Шланг держали как сигарету; между средним и указательным пальцем.
– Искуственное дыхание потом тоже по очереди? – пробулькал я с середины речки.
– Не обижайся, Раков, – закричали девочки хором, – Мы перекурим и всё. На «три-четыре вниз» тебе скомандуем!
Признаться, я порядочно замёрз в этой речке – не лето ведь, середина мая… Дедушка что-то кричал, показывал две скрещенные руки. Наконец, Дашуха отчаянно махнула мне «три-четыре, вниз» и я нырнул обратно. В воде было куда теплее, чем на воздухе. Где наша не пропадала! Перед нырком я увидал, как Дашуха дует в шланг из последних сил, надувшись как бычий пузырь и выпятив глаза в копеечку – сразу видать, старается.
А потом мои лёгкие снова наполнились дымом: видимо, кто-то из девчонок не выдержал и закурил. Сердиться на них бессмысленно.
Я выплюнул ставший ненужным шланг и зашагал по дну речки Луппы.
Скоро перед глазами начали мельтешить раки. Ни один из раков не высказал удивления. Ни клешне, торчащей из человеческой подмышки, ни появлению человека на дне реки в целом. Раки роились, колупали дно клешнями. Они делали то, что полагается ракам, последним жителям вонючей реки Луппы, до которой давно никому никакого дела нет, кроме них – добровольных помощников. Говорят, раки в грязной воде не живут. Видимо этих заслали сюда специально. Раки очищали дно от дерьма и были на редкость трудолюбивы. Один, самый маленький и вертлявый рачок даже пожал мне клешно и сказал «Здравствуйте», но остальные раки сурово его зашикали.