Как всё-таки хорошо, что они уходят по ночам.
– Интересно, – задумчиво протянул я, – а, что, до появления батарей – бельё как сушили? Небось, над плитой развешивали?
– Д…д.. дурак? – отец аж заикаться начал от негодования.
– А что? Времена то меняются…
Времена-то охрененно менялись. Уже не было возможности забить уши Кинг Даймондом на всю оставшуюся жизнь… как раньше. Появились дорогие многокассетные магнитофоны и все незаметно зациклились на тех, на которых обычную музыку не поставишь. Теперь можно было слушать одну кассету все жизнь. Хромовую. Только потому, что она была хромовая и всё тут.
Слушать-то всё равно было нечего…
Люди принялись петь по-русски, как при царе Горохе. Музыку на непонятном языке пока еще слушали, но, как можно догадаться, выбирали совершенно утырочную. В моду входили тремпы, айсы, хольгер-чукаи и прочая дребедень. Коротко стриженые, они стояли с холмолайненовскими синтезаторами наперевес и танцевали вприсядку. Ритмы напоминали школьную дискотеку. Голоса будто позаимствовали у отпевшихся войнов-афганцев. Слушать такое уродство коробило.
Попалась мне, правда, кассета, которую я и под настроение, бывало, включал; уроки под неё, например, делал. Страшная такая… Прямо с обложки можно было начинать смаковать неприятные ощущения – она выглядела, будто её разрисовали дебилы. Будто я или кто-то другой перепутал её с тетрадкой – мелками, ручками и всем, что было под рукой разрисовал. И музыка под стать была; cкрипела луначарскими дровами туристическая гитара, разваливалась на ходу корявая авиамодель из ДЛТ, запущенная на дальность с балкона – « Блек Райдер» называлась эта кассета, чёрный всадник.
Песню оттуда помню хорошенькую – про то, как надо сдирать кожу и танцевать вокруг костей. Дальше я не понимал. Но, честно говоря, мне нравилось, что там всё на непонятном… не иностранном даже, а вообще… Как будто рассохшийся деревенский сарай запел вместе с живущими там пауками и ржавыми тяпками.
Включая на магнитфоне Блек Райдера, я ощущал во рту кислинку от ржавой тяпки. Дослушав до того, как учат танцевать меж костей, я задумчиво разворачивал так и не не превратившегося в медведя Бочини…
Что там мне наплёл Кактусов дед? Попробовать что ли пойти в армию после школы? Медосмотр я вряд ли пройду – в полиэтиленовый мешок завернут и выбросят рядом с военкоматом.
Проверять уж точно не хочется…
Потанцевать на костях – да. А что посерьёзнее? На что я мог в принципе претендовать? На школьную олимпиаду? На спортивную? Не давить, как учил меня дед Лёйдхольд, а всего лишь понажимать слегка. Использовать связи, как рекомендуют? Или, может, наоборот – не использовать?
В качестве спортивного применения клешни, приходило в голову единственное – воровать на международных турнирах из под носа противника шахматные фигуры.
Такой бокс…
Да ладно, шучу!
Пророчили мне когда-то спорт – вольную борьбу! – но не сказать, чтобы я был в том деле знаменитый мастер.
В тот день, когда впервые подмышкой зашкварило и я уложил отца на лопатки, тот, сдуру привел меня в районную секцию. Чего там только не было! И дзюдо и самбо. Даже танцевально-акробатический боевой рок-н-ролл был! А отец хотел бокса…
Боксёрский тренер упёрся и говорит – этому бокса не надо. А отец ему, мол, надо и всё. Тренер посмотрел так презрительно и ни с того ни с сего заехал мне в глаз, развернувшись, словно шарнирный. От неожиданности я отлетел в сторону. Папа успокоил боксёра – мол, всё в порядке, ребёнок, дескать такой у меня – тормоз и тупизень. «А вот не хотите ли попробовать его разозлить?» – шепнул он тренеру, чтобы я не услышал. Боксёр тут как заорёт. Запрыгнул на меня и на глаза растопыренными, толстыми, похожими на сосиски пальцами нажал. До сих пор болит, если в то же место надавливать.
Такой бокс, решил я. Футболка порвалась и упала на бетонный пол клочьями.
Тут боксёр глаза выпятил – будто привидение увидел – но смотрел с интересом. Без особого толка ударив перчаткой в клешню, он попытался выдрать её, как выдергивают провод телевизора из розетки. А потом получил жирный хук. Я даже не понял, как это вышло.
Боксёром я так и не стал. Дальше турника меня без футболки всё равно не пустили. Но заглянувший ненадолго в боксёрскую, вольный тренер Гарри Николаевич оставил визитную карточку, шепнув, что если я хочу заниматься настоящей борьбой, а не служить грушей у мордоворотов, то лучше его спецкурса мне не найти. Заниматься придется с ним дома, индивидуально…но это временно.
…Теперь всё наоборот – приходи себе, записывайся, занимайся открыто. Секция греко-римской борьбы «В партере» перешла на легальное положение. Визитные карточки по всей Пискарёвке разбросали. Располагалась секция неподалёку от ЛМЗ, а на брандмауэре огнём горел портрет Гарри Николаевича в римской тоге…