Неестественная молочная чёрствость Дунясику шла. Простоватость её превратилась в нахальство. Город не очень хорошо на неё влиял, тут дед Лёйдхольд прав. Но зато, можно сказать, она стала совершенно другим человеком. Обратно в сопливую Дуняшу уже не затолкнёшь. Называли её теперь не солидно, по деревенски – Дуняша, а противным, городским, козляющимся Дунясиком. Манерная и противная, худосочная как тень. Передвигалась по стеночке и стояла так же, подпирая стену спиной. Черты лица потемнели, стали угловатыми, волосы заострились; опасно топорщились – она зачёсывала их назад и красила в чёрное. Так, как ни с того ни с сего седеют волосы у стариков по причине, кстати, мне вовсе неведомой.
Дунясик вытряхнула из пачки новую сигарету. Поглядела грозно; попробуй тронь. Без посторонней помощи она закурила только на пятый раз. С огнём она не в ладах, спички в её руках сразу же тухли. Некурящий её кавалер тоже не особенно в этом разбирался
Выросла из головастика, а в лягушку не превратилась, – думаю. Вымахала, а не заматерела. На глиста похожа стала. Или нет. Хуже. Циркуль «Козья ножка»! Вот во что она превратилась.
– Что у тебя на спине? – спросил я, имея в виду манеру стоять к стенке впритирку. – Чешется?
Она зачесалась рукой, протянув её через плечо аж до пояса. Куски объявления со спины сняла. Не мог ли я её давеча видел в качестве бутерброда на Замшиной?
Потом осклабилась улыбкой своей разрезанной, отправила в рот объявление и зажевала.
Она жевала бумагу на моих глазах медленно, широко открывая рот, вязко пощелкивая зубами, будто отклеивая прилипшие к ним ириски.
– Моё, – говорит.
– А это старьё в усах? Тоже твоё?
Кавалер Дуняшин стоял без движения, будто фарфоровый
– Это тоже моё. Я его околдовала. Скажи спасибо, что не тебя… Р-р-раков.
«Спасибо», – подумал я про себя
И поспешил откланяться.
Спорт для сопливых
Неделя на размышление подходила к концу. Провёл я её бессмысленно; играл с белком имени Франциска Ассизского в «дохлый номер», заставлял танцевать под Блек Райдера и читал вслух Хаггарда и Луи Буссенара. Не просто так; я прикрывал книжкой белку. Родители пошли на компромисс – держать дома животное мне разрешили, а заниматься с ней нет. Вот такие они садисты. При появлении мамы, я прикрывал белку книжкой. Чаще учебником. Но иногда и последними новинками из пункта приёма макулатур. По правде, мне было всё равно, чем закрывать. Хотя приключенческий бред белке нравился больше учебников.
Наступал день отборочных. Школу по этому поводу пропустить разрешалось. Гарри Николаевич специально просил за меня. И если я действительно собираюсь припереться на соревнования, нужно придумывать, как одним махом всех победить. И срочно.
Нельзя сказать, что у меня не было никакого опыта. Уличная драка – такая же борьба, только куда более вольная. Опыт таких драк был у всех пискарёвских…
Я отложил в сторону Буссенара
Ну, хорошо. Бокс боксом, а если бить сразу с соплей? Уж не знаю, бьют ли с соплёй на этих отборочных….
Но попробовать стоило.
В секцию я пришёл раньше всех.
– В душ-ш-ш-ш-ш, душ-ш-ш-ш-ш-ш-ш, – зашипели на меня, набрасываясь с видом заправской гадюки. Я отмахнулся. Это всего лишь уборщицы.
От их унылого вида мне захотелось помыться. Правда, в душ не хотелось. Душ – для вшивых. Об этом предупреждал Гарри Николаевич не раз.
– Не пойду в вшивый душ, – заорал я на уборщицу исключительно ради спортивного настроения. Ради злости. Злился я больше не на неё, а на Дуняшу, которая во всём чёрном и с тлеющей сигаретой во рту надолго поселилась у меня в голове. И – удивительные дела – моментально начинал заводиться. Злился так, что победил бы на всех отборочных. Жаль, что в спортзал пока нельзя. Так и сидел. Злость накапливалась в когыте, как в аккумуляторе.
Мимо просиклетел вшивый недомерок. Волосы топорщившись в виде спичек из надломленного коробка. Он спешил в душ. Тоже, видать борец какой-нибудь вольный.
– Бросай фигуры. Не твоё… – вопил ему вслед Николаич, руководивший, по всей видимости, не только вольной борьбой, но и шахматами. – Следующего ведите. В зал с матами. Да не с твоими же, ё моё.
Да, шахматная секция находилась там же, где и спортзал. Одним маты, вторым шахи. Одни в углу, вторые за столиком.
– Мосюка! Да! Мосюк – это вы? Я ждю-ю-ю вас!
Пронёсся шёпот
– Пит! Пит же должен… Пита-то куда увели?